Владимир Немцов - Осколок солнца. Повесть
Бабкин подсмеивался:
— Ну как же без них? Помнишь прошлый год? Все виды транспорта испробовал. Летал, плавал, мчался по горным дорогам. Ничего не случалось, а пешком пошел — попал под велосипед…
Приключения ждали друзей. Самолет, в котором летели Бабкин и Багрецов, задержался на промежуточном аэродроме — на трассе бушевала пыльная буря, и техники попали в город лишь на другой день. Тимофей сразу же телеграфировал Стеше, что долетел благополучно, Вадим послал такую же телеграмму матери.
Но путешествие еще не закончилось. Испытательная станция Курбатова находилась в пустыне, где не было ни дорог, ни тропинок. По песку или такыру — окаменевшему глинистому грунту, — можно было проехать на автомобиле-вездеходе. Такой автомобиль высылали вчера с испытательной станции. Но Бабкин с Багрецовым опоздали, и машина ушла обратно. Как быть? Техники пошли в геологическое управление, и тут их пристроили на почтовый самолет, обслуживающий изыскательские партии. Как раз сегодня он летел в лагерь экспедиции, расположенный километрах в семидесяти от испытательной станции Курбатова.
Багрецов поежился, будто ему за воротник песку насыпали.
— А там как же? Пешком?
Ему вовсе не улыбалась эта перспектива. В пустыне он был впервые. Барханы. Пески зыбучие. Фаланги. Скорпионы. Довольно подозрительная экзотика.
Летчик рассмеялся.
— Кто же вас пустит пешком? Пустыня не место для прогулок. У Курбатова идеальный аэродром, садиться одно удовольствие. Доставлю прямо на место, как говорится, в целости и сохранности.
Серожелтые барханы дымились — ветер сдувал с них песок. Самолет часто подбрасывало. В эти минуты Вадим инстинктивно сжимал поручни, а Бабкин делал вид, что не замечает никакой болтанки. Старый воздушный волк.
Под крылом самолета проплывали застывшие песчаные волны, редкие заросли саксаула и гладкие, как асфальт, такыры. Были они розовато-бурыми, потрескавшимися, точно крытые цветным, рвущимся лаком, таким же, каким покрыты приборы, спрятанные в Димкином чемодане. Вспомнилось, как их красили, потом нагревали в печи, чтобы лак растрескался. Получалась красивая узорчатая поверхность с прожилками.
Иногда встречались шоры — солончаки, похожие на снежные острова в грязножелтом море. Мимо них плыли верблюды, будто старинные корабли, с изогнутыми лебедиными шеями.
Тени от барханов становились шире и чернее. Летчик недовольно поглядывал на часы. Надо приземлиться засветло. Сегодня у Курбатова его не ждут — почту доставил третьего дня.
Багрецов чувствовал, как к горлу подступает тошнота, но держался мужественно. Стиснув зубы, посмотрел вниз. Вдали виднелось искусственное озеро. Огромный блестящий квадрат золотисто-соломенного цвета, обсаженный деревьями. Озеро выглядело зеркалом в темнозеленой раме. На одной его стороне белели три маленькие точки.
Самолет пошел на снижение. Точки постепенно росли, пока не превратились в дома под черепичными крышами. Место Вадиму понравилось. Зелень, озеро — что еще нужно! Настоящий оазис в пустыне.
— Покупаемся? — прокричал он на ухо Тимофею.
Но тот не ответил, подозрительно оглядывая местность. Он не видел никакого аэродрома. Больше того — посадка казалась невозможной. Кругом высокие барханы, котловины, и всюду песок, песок. Приземлившись, самолет неизбежно скапотирует — ведь колеса завязнут сразу же! Самолет явно шел на посадку. Все быстрее и быстрее бежали под крылом гребни барханов, промелькнули верблюжья тропа, чахлый кустарник…
Крутой поворот, падение на крыло. Похоже на то, что самолет спускается прямо на воду. Вадим невольно посмотрел на бегущую тень — нет ли у самолета поплавков, хотя точно знал, что нет.
Самолет перемахнул над крышей здания, над деревьями, и вот уже его тень скользит по воде.
Такой спокойной и яркой блестящей воды Вадим никогда не видал. Ветер гнал песок с барханов, раскачивал ветви, а на воде ни волны, ни ряби, полная тишина, как в уснувшем пруду.
Но цвет, цвет воды, — такого в природе не бывает. Озеро кажется золотым, точно высыпали на него сто мешков бронзовой пыли.
Самолет, летит совсем низко, вот-вот коснется колесами воды, ударится крыльями, и мотор потянет на дно. Вадим пугается, вскакивает и, больно ударившись головой о прозрачный фонарь кабины, закрывает глаза.
Летчик не оборачивается. Бабкин предупреждающе протягивает руку, но в это мгновение чувствует толчок, и колеса скользят по твердой поверхности.
Потирая ушибленный затылок, Вадим смотрит под крыло и ничего не понимает. Внизу бежит золотая вода. Самолет умеряет свой бег, мелькают какие-то темные линии. Еще минута, и уже различаются шестиугольники, как на бетонной дорожке аэродрома.
— Выходите скорее, — торопит летчик, приподнимая колпак. — Мне еще полчаса лету. Не хочу в темноте садиться.
Растерянные Бабкин и Багрецов вылезают из кабины. Летчик торопливо подает им чемоданы.
— Не серчайте, ребятки, подруливать я уж не буду. — Он указывает на противоположный конец аэродрома, где виднеются три домика. — Туда шагайте… От винта! — командует он, и техники отходят в сторону.
Когда самолет взлетел, Вадим рассеянно присел на уголок чемодана, снял шляпу и стал рассматривать плиты аэродрома. Неизвестно, из чего они сделаны — из пластмассы или, пожалуй, из стекла, покрытого изнутри золотистой фольгой. Примерно так облицован шпиль Московского университета. Несомненно, здесь это не для красоты. Кому же нужен «золотой аэродром»?
Бабкин тоже интересовался странным паркетом. В первую минуту ему показалось, что он нашел разгадку. Ясное дело — плиты работают как собиратели солнечного тепла: внутри вода, она нагревается и идет по трубкам для разных бытовых нужд, например в баню. Потом, окинув взглядом весь аэродром, Тимофей начисто отмел свою нелепую догадку. Здесь уложено несколько квадратных километров стекла или пластмассы. Неужели для бани? Конечно, солнечным теплом можно превращать воду в пар, а потом использовать его в паровой машине, но для этого нужно концентрировать лучи огромными зеркальными параболоидами…
«А что, если нагретая под плитами вода работает в каких-нибудь особых машинах?» Но и эту мысль отбросил Тимофей. Плиты должны быть черными, а не золотыми. Ведь надо собирать солнечные лучи, а не отражать их.
Он нетерпеливо опустился на колени, чтобы рассмотреть плиту подробней (ну, как же, — исследовательская душа!). Бабкин терпеть не мог непонятного, а кроме того, здесь примешивался и спортивный интерес — кто скорее отгадает загадку, он или Димка.
Прежде всего Бабкин определил, что шестиугольники сделаны из пластмассы. Стекло бы сразу потеряло свою прозрачность от царапин; ведь песчинки острые! А пластмасса легко полируется, во всяком случае, легче стекла.
