Станислав Гагарин - Разум океана
Мицу Абэ больше никогда не видела своего сына. В год окончания им гимназии он должен был вернуться домой и жить здесь, готовясь в университет. В какой именно - родители не решили, но Конрад был не против и японского, на чем особенно настаивала мать, имевшая определенное влияние на мужа. Впрочем, у Конрада были особые мотивы не спорить по этому поводу.
И был уже Адольф на обратном пути домой, когда началась мировая война. Пароход Гамбургской судоходной компании интернировали в Суэце, а Гофман-младший плыл на нем пассажиром...
Следы его затерялись. Несколько лет не было о нем слышно. За это время умерла мать Мицу Абэ, а отец окончательно перестал верить в возвращение сына.
Сын вернулся в девятнадцатом году. Старый Конрад сильно сдал и попросил у нового правительства отставку. Ему не отказали, и они вернулись с сыном вдвоем с Штутгарт, в голодную Германию двадцатых годов.
У Адольфа были доллары, отец привез фунты стерлингов. Поэтому жилось им совсем недурно, и можно было начать дело, но младший Гофман поступил в Берлинский университет.
Никто не знал, что он делал и где был эти четыре года. Не знал этого и отец. Но архивы хранили дату и название места: 25 мая 1916 года, город Кейптаун. Они значились под обязательством Адольфа Гофмана сотрудничать с германской разведкой.
По окончании университета молодой Гофман уехал в Японию, оставив престарелого отца на попечении тети Эльзы. Довольно быстро он завоевал популярность. Этому в значительной степени способствовали его обширные связи, в том числе и с родственниками по материнской линии.
Через восемь лет Адольф принял японское подданство, и к фамилии Гофман добавилось - Таникава. Так звали отца Мицу Абэ. Японские друзья называли его Миямото, а европейцы Адольфом. (Вскоре это имя стало известно всему миру. Гофман очень гордился своим тезкой Адольфом Гитлером.).
А потом пришла из Германии телеграмма - заболел старый Конрад и умер.
Адольф жил один, он не обзавелся семьей, но слабого пола не сторонился, скорее наоборот.
Генрих Раумер в который раз опустил салфетку в чашу с водой, в подносике осталось салфетки две или три, вошел японец-слуга, он принес чай.
Раумер почувствовал, как одеревенела правая нога, но сидел не шевелясь, и только отпустив слугу, расправил ногу, растирая ее ладонью.
После чайной церемонии Раумер расплатился по счету, вышел через раздвинутые ширмы-двери и с удовольствием определил, что за полтора часа, затраченные им на японский обед, солнце успокоилось и перестало мучить иокогамцев.
Ноги, затекшие из-за непривычной позы, постепенно отходили, до встречи оставалось около часа, Раумер решал пешком идти к дому Гофмана-Таникава. Он пе спрашивал дороги: хорошо изучил план Иокогамы и знал, что минут через сорок будет в нужном ему месте.
3.
Падал снег. Ветра не было. Колючие снежинки летели в воздухе, падали ему на грудь, цеплялись к ресницам, снова летели и, обессилев, падали, наконец...
Бакшееву стало холодно, он шевельнулся и открыл глаза. В сознанье проникло тарахтенье двигателя, он шевельнулся, и голос сверху сказал по-японски:
- Очнулся. Дайте ему сакэ.
У рта Степана появилось горлышко фляги, он приподнял голову и после глотка, другого увидел звездное небо.
Он понял, что находится в кунгасе, вокруг японцы, наверное, рыбаки. Сильный запах рыбы Степан тоже стал теперь различать.
Над ним склонился человек, лица его не было видно.
- Фонарь, - коротко бросил он.
"Наверное, старшина", - подумал Бакшеев. Он сощурился от света фонаря. Старшина долго смотрел на Степана, потом спросил:
- Ты кто? - помолчал и добавил: - Рюскэ, янки, инглис?
Бакшеев молчал, и свет ушел от его лица.
- Молчит, - сказал человек с фонарем. - Но живой будет. Глаза у него живые.
- Это с того корабля человек! - крикнул кто-то сквозь шум двигателя. - Слышали взрыв днем?
- Почему ты думаешь, что с корабля? Если был взрыв, то обязательно значит корабль? - возразил другой голос.
- Хватит болтать, - оборвал их старшина. - Эй, на носу! Приготовь багор, сейчас подходим.
Хлопнул двигатель и замолк. Тишина вдруг превратила кунгас в невесомый ковер-самолет, и он понес Степана Бакшеева к новым, необыкновенным приключениям.
4.
Дом, где жил доктор Адольф Гофман-Таникава, представлял собой типичный "бунка-дзютаку" - распространившийся в двадцатом веке гибрид традиционного японского жилища и европейского строения. Первыми к их строительству приступили деловые люди, японцы, связанные коммерческими и иными контактами с представителями неазиатского мира. Особенное развитие эта уродливая архитектура, пытающаяся совместить несовместимое, получила в приморских городах, теснее других соприкасавшихся с тем, что чуждо и неприемлемо японской душе.
В "бунка-дзютаку" Гофмана-Таникава японская часть дома служила для приема соответствующей категории гостей, постройка европейского типа предназначалась для других.
Впрочем, сам доктор жил в обеих, в зависимости от настроения и расы очередной любовницы. Белых он принимал как правило только в комнатах, покрытых циновками - татами.
Генриха Раумера хозяин встретил радушно, расспрашивал о Берлине, новостях с Восточного фронта, угостил плотным ужином в добром немецком духе: "Вспомним Фатерлянд, дорогой земляк". Сосиски с капустой были недурны, пиво из холодильника тоже. Раумер сказал об этом доктору, хозяин довольно заулыбался и сказал, что готовил он сам, для земляка старался.
Вспомнилось: о любви резидента к тайнам кулинарии тоже есть строчка в характеристике, и Раумер усмехнулся. О деле пока не было сказано ни слова. Адольф Гофман-Таникава был довольно высок для японца, несколько полноват, скулы едва обозначались на лице, волосы темно-каштановые, густые, голова с широким лбом без признака плеши или намека на лысину. Прямой нос и большие, прижатые назад уши, подбородок вялый, слегка раздвоенный. Мадо японского было в облике хозяина, разве что глаза выдавали, свидетельствовали о его причастности к островной нации.
После ужина Гофман-Таникава предложил сигареты и посерьезнел сразу, давая всем видом понять - настало время приступить к делу. Раумер начал первым:
- Итак, что вы можете добавить к сообщению, которое вы передали в Берлин?
- Почти ничего. Но с вашей помощью я надеюсь проникнуть в тайну.
- Располагайте мною. Я к вашим услугам,
- Благодарю вас.
Гофман-Таникава легким щелчком сбил с сигары серую шапочку пепла в перламутровую раковину.
- Мне стало известно, что лаборатория профессора Накамура находится на одном из необитаемых островов Тихого океана. Координаты острова тщательно засекречены. Их знают три-четыре человека во всем государстве. Мне эти люди известны. Попытаться сделать их информаторами бесполезно - правоверные самураи, фанатики. Пришлось действовать другим путем.
