Ольга Ларионова - Вахта Арамиса, или Небесная любовь Памелы Пинкстоун
На "Первой Козырева" просидели полдня: Холяев, железный человек и бессменный начальник, никак не хотел выпускать их на одной патрульной ракете, - ее грузоподъемность не превышала двухсот пятидесяти килограммов. Симона виновато притаилась в уголке салона, ибо не в первый раз всему виной были ее габариты. В конце концов она сама отправилась к Холяеву, чтобы найти компромиссное решение, и не прошло десяти минут, как она уже вернулась и объявила, что начальник разрешает взять не патрульную, а буксирную ракету, поэтому все поместятся и смогут сегодня же сменить персонал, замещавший их на время отпусков. Паола радовалась молча, потому что на носу был подход "Бригантины", и ей пришлось мчаться через океан, чтобы лететь с русскими. Симону, бывшую замужем за знаменитым Агеевым, она тоже считала русской.
Симона тоже так считала, и только иногда, когда ловила себя на невольном: "эти русские", - вдруг не то чтобы огорчалась, а скорее удивлялась, что она вроде бы ничья, никакая, наверное - просто космическая (когда-нибудь введут такое подданство для тех, кто, так же как они, живет на внеземных международных станциях), и слава богу-хоть не просто мужняя жена.
Действительно, при всем уважении к Агееву, та симпатия, которой обычно все окружающие волей или неволей проникались к Симоне, была только ее, Симоны, опять же вольной или невольной, заслугой. Что же касалось Агеева, то у всех, начиная с Ираиды Васильевны и кончая Паолой, вертелся на языке вопрос: была ли связь? Но Симона ничего не говорила, а по какой-то молчаливой договоренности никто не задавал вопросов о тех, кто находился в полете.
Не спрашивали об Агееве; не спрашивали о "КараБугазе", на котором штурман Сайкин - с некоторых пор Ада начала его называть "мой Сайкин" ходил к Марсу и обратно довольно регулярно; не спрашивали и о "Бригантине", - впрочем, сведения о ней поступали в официальном порядке.
И никогда не спрашивали Ираиду Васильевну. Ни о чем.
А чтобы не почувствовала она, что ее обходят молчанием как-то по-особенному, Симона с присущим ей тактом шутила: "Королям и начальникам космических станций вопросов не задают".
И тогда Ираиде Васильевне хотелось нагнуться - как тогда, в мобиле.
Собственно говоря, небольшой искусственный спутник, которым командовала Ираида Васильевна, не был самостоятельной космической станцией, как гигантская "Первая Козырева", предназначенная для приема кораблей, крейсировавших между искусственными спутниками Земли, Марса, Венеры и Сатурна, а также планетолетов-разведчиков, ходивших в сверхдальные рейсы с научно-исследовательскими целями. Лет сто тому назад, когда космическое пространство только начинало осваиваться, было создано около десятка неуклюжих сверхмощных ракет, способных преодолевать расстояние между планетами с одновременной посадкой на них. Но после заключения Мельбурнской конвенции, по которой все освоение космического пространства шло под контролем Комитета космоса ООН, всем космическим державам было предложено перейти на создание кораблей двух типов: одни, межпланетные, могли летать только в Пространстве, другие, маленькие, но с чудовищной грузоподъемностью, словно муравьи, перетаскивали на Землю все то, что доставлялось межпланетчиками на промежуточные околоземные станции.
"Муравьи", как их прозвали и даже стали официально именовать, имели строго ограниченные зоны посадки. Огромная сеть радарных установок службы космоса немедленно засекла бы любого "муравья", если бы он попытался сесть в какой-нибудь отдаленной зоне, дабы миновать контроль.
Такие меры действительно были необходимы, и не только потому, что бесконтрольный вывоз сокровищ с других планет противоречил принципам, согласованным между странами. Биологическая угроза, которая неминуемо нависла бы над Землей в случае хаотических межпланетных рейсов, тоже была немаловажным фактором при подписании Мельбурнской конвенции.
Но основным камнем преткновения были венериане.
Земное человечество не могло прийти пока к единому мнению: как же помочь совсем недавно возникшему человечеству Венеры?
И конвенция ограничила. до минимума полеты на эту планету, категорически запретила вступать в контакт с венерианами, впредь до составления единой четкой программы взаимоотношений с ними.
Решение это было компромиссным, но мудрым.
Несколько десятков лет система околопланетных станций вполне оправдывала себя, и космическое строительство было направлено исключительно на увеличение числа межпланетных грузовиков и "муравьев".
Ракеты прибывали непосредственно на космические станции, где проходили карантин, проверку двигателей и досмотр грузов сотрудниками Международной службы. Но однажды, почти одновременно, на "Первой Козырева" весь персонал, а также экипажи трех швартовавшихся ракет были поражены Цестой аробирой, занесенной, по-видимому, с Марса; а "Линкольн Стар" едва не погиб от взрыва вышедшей из управления ракеты, которую вовремя не успели отвести подальше. . Тогда-то и было решено около каждой космической станции создать группу вспомогательных спутников, играющих роль таможенных станций.
Несмотря на. то, что сооружение спутников о.бычно велось объединенными силами космических держав, строительство станций вокруг "Первой Козырева" почти целиком осуществлялось французскими инженерами.
Поэтому и названы оНи были по-французски:
"Атос", "Портос" и "Арамис".
"Атос", самый малый из этой группы спутников, принимал пассажирские ракеты, "Портос" - грузовики, "Арамиб" же, как наиболее оснащенная станция, был универсальным и поэтому контролировал нетиповые, очень устарелые или, наоборот, совершенно новые грузо-пассажирские и исследовательские корабли.
"Бригантина" была из числа новейших американских моделей.
КРАСА И ГОРДОСТЬ
Собственно говоря, "Бригантина" и не могла быть иной, - породистая титанировая лошадка, "моя серая в яблоках"'- как говорил капитан, высокоманевренный грузовой планетолет с активной тягой в семьсот пятьдесят мегафорс. Она не могла не быть красой и гордостью американского космического флота, потому что кроме ее собственных достоинств ее капитану, тридцатидвухлетиему Дэниелу O'Брайну, "джентльмену космоса", сопутствовала неизменная удача, удача ровная и не бросающаяся в глаза, как и положено быть судьбе истинного джентльмена.
Что же касается удачи второго пилота, то ее можно было назвать просто дьявольской, - вряд ли какой другой выпускник школы космонавтов мечтал в свои двадцать два попасть сразу на трассу "Первая Козырева"-"Венера-дубль", да еще и на красавицу "Бригантину", да и еще к такому капитану, как O'Брайн. Но Александр, или попросту Санти Стрейнджер, был чертовски удачлив и принял все сыпавшиеся на него блага как должное.
