Виталий Захаров - Встреча с демоном
Сон в ту ночь у меня, конечно, был — одно названье. Я то и дело просыпался, а засыпал долго и трудно, заставляя самого себя. И каждый раз лишь задремлю — начинает сниться одна и та же ересь: будто бы какой-то царь-самозванец назначил мне «высочайшую аудиенцию», будто я жду ее в приемной среди безликих придворных и никак не могу дождаться.
Сон был в руку: проснувшись еще с блеклой зарей, я весь день томился ожиданием обещанной «аудиенции», то и дело посматривая на дверцу каморки, откуда столь бесцеремонно выселили нас с Богатыревым. Но каморка не спешила впускать меня, занятая своими таинственными делами: она весь день щебетала голоском Вовы Ироника, почти совсем перешедшего от нас к приезжим, бубнила густым басом лакея-ямщика и изредка шипела свистящим шепотом больного.
Саму же «аудиенцию» я, как ни странно, перенес (если не считать сухости во рту и дурманящей мути в голове) вполне прилично. По крайней мере, когда я вышел из каморки обратно, бурых пятен на лице и взлаивающего хрипа, как у профессора, у меня, думаю, все же не было. Дело, видимо, в том, что Игорь Моисеевич узнал тайну пришельца неожиданно, а я, уже ошарашенный услышанным на крыльце, так и так ждал нечто из ряда вон. Хотя, признаться, такого я все же не ждал. Да и кому бы могло прийти такое хотя бы в нездоровом сне…
В общем целом, когда мужчина-лакей объявил мне эту самую «аудиенцию» и удалился вместе с Вовой-Ироником на сеновал, я уже, как говорится, был готов ко всему и шагнул в каморку довольно-таки смело. Больной (буду пока называть Его этим словом, хотя оно совсем неточно отражает его тогдашнее состояние) лежал на кровати прикрыв глаза, по самый нос накрытый теплым одеялом. Да, он очень напоминал (впротивовес моложавому актеру в кинофильме) как раз того Печорина, которого я представлял по роману, только разве выглядел намного старше, чем виделся мне. Лицо бледное, с каким-то даже синеватым отливом, да усики не черные, а серые, с сединкой…
— Садитесь, Максим Максимыч… — свистящим шепотом сказал он. — Какая ирония судьбы: опять Максим Максимыч! Вечный кругооборот… Только теперь Вы уже не штабс-капитан, а композитор… Садитесь сюда, поближе. Мне трудно говорить громко… Профессор, надеюсь, все объяснил Вам?
— Нет, — выдохнул я, чувствуя, что попадаю под гипноз его глубокого, словно из темного колодца, грудного шепота. Впечатление непререкаемости силы голоса усилилось еще тем, что лицо его между тем оставалось абсолютно без выражения, даже веки не дрогнули ни разу… — Игорь Моисеевич сказал только, что… Вы… даже больше, чем Печорин… Что все это значит?
Дальнейший разговор с пришельцем я попытаюсь передать как бы со стороны. Иначе мне будет очень трудно передать его точно и спокойно.
Пришелец. Ай да профессор, А мне показалось, что он все понял прекрасно и что человек он трезвый… Что ж, придется, видимо, объяснить все еще раз, хотя энергии у меня на это осталось маловато… Да, уважаемый Максим Максимыч, и целом профессор прав: я — больше, чем Печорин. Прошу взять себя в руки; я — демон, если хотите — дух.
Я (ошалело, но с уязвленным самолюбием). Позвольте… Что все это значит? Я… я не ребенок, чтобы выслушивать такие вещи.
Пришелец. Слушайте, Максим Максимыч, слушайте. Возьмите себя в руки и слушайте… Вы хотя бы в общих чертах представляете закон отрицания отрицания?..
Я. В принципе — да. Но я так далек…
Пришелец. «В принципе» вполне достаточно. Значит, Вы сможете представить, хотя бы совершенно огрубленно, наличие в природе двух всеобъемлющих взаимопроникнутых плоскостей, одна из которых названа людьми Жизнью и несет в себе положительный заряд-утверждение (любая жизнь, кстати, в самой своей основе есть утверждение, будь это амеба или человек), а другая несет заряд отрицательный…
Я. Это что же… выходит — Смерть?
Пришелец. Не совсем. Смерть — лишь крайняя точка отрицания: самый противоположный полюс Жизни. Она занимает весьма незначительную площадь общей отрицательной плоскости. Самую же большую площадь здесь занимает умеренное отрицание, емкостью равное жизни-утверждению на данном этапе…
Я. Ну, все это я примерно улавливаю… Но… позвольте… при чем здесь Вы? В таком наряде, с такой фамилией…
Пришелец. Сейчас все поймете. Сначала я объясню суть, а к моему «наряду» и «обличью» перейдем потом. Я — одна из активных точек плоскости отрицания. Мы (буду называть эти точки «мы») концентрируемся в мыслях ученых, писателей, изобретателей, помогая им через отрицание созидать новое. Активность наша находится в прямой зависимости от жизни. Собственно, мы есть вторая волна вслед за жизнью. Мы активизируемся тогда, когда после периода определенной «тишины» (вернее — когда в жизни начинается застой) жизнь сама начинает требовать изменений, что невозможно без нас, отрицания. Набегает на жизнь наша волна и толкает ее вперед — вот простейшая схема взаимодействия отрицания и созидания… И активизируемся мы в тех областях, которые в данный момент являются главными, если не решающими, на данном этапе времени. В прошлом веке мы больше активизировались в литературе, которая была главной силой духовной жизни общества. В конце прошлого века и начале нынешнего — в социальной и политической сфере…
Я. Вот как… да-да… Простите, а теперь?.. Ваше появление говорит, видимо, об очередной активизации?..
Пришелец. Вы на правильном пути, Максим Максимыч. Человек сейчас стоит перед новым — возможно, одним из величайших — этапом своего развития: проникновение в космос и начало его освоения. И понятно — активность наша теперь больше идет по линии науки и техники. Но, разумеется, активность эта скажется и в других областях.
Я (озаренный догадкой). Значит… Значит, надо полагать, что лично Вы теперь тоже должны начать концентрироваться в чем-то?.. Или — в ком-то?
Пришелец (с подобием улыбки на лице, но с иронией в голосе). Вы просто молодец, Максим Максимыч. Держитесь куда лучше, чем Платонов, хотя он и профессор. Я уже внедряюсь в ум и душу одного из ученых. Правда, он еще так молод… При условии, что Вы никогда не проговоритесь ему самому — человеческая психика так хрупка, — я открою Вам этот секрет. Это — ваш молодой друг Владимир…
Я (потрясенный совершенно). Вова Ироник?!
Пришелец (уже с ясной и теплой улыбкой). Да. Талант математический в нем заложен природой. И притом — неограниченный. Так что, при наличии соответствующего заряда отрицания, из него выйдет незаурядный ученый.
