Игорь Росоховатский - Дело командора
6
Теперь мне известно. Во-первых: асфиксия-Т зарегистрирована у человека, с которым поговорил штурман. И этот человек, и штурман погибли от болезни. Во-вторых: возбудитель асфиксии-Т устойчив к двадцати тысячам сильнейших лекарственных препаратов. Это все, что медики пока успели испробовать. В-третьих: несмотря на применение генхаса, какая-то часть микробов могла уцелеть. В-четвертых: тоска по Земле у экипажа ракеты перешла в ностальгию. Оказавшись опять на родине, космонавты, естественно, думали не о соблюдении карантина, а о том, как поскорее выйти из корабля. Мог ли Кантов сдержать их, заставить выполнить все условия карантина? Кантов такой, каким стал после смерти Семенова? И есть еще несколько вопросов: Почему асфиксия-Т проявилась у штурмана так поздно, спустя почти два года после посещения планеты? Почему приборы в карантинном пункте показали стерильность? / Павел Петрович еще раз перетасовал в памяти все эти факты, расположил их по-иному. Но ничего нового не обнаружил. Он подумал: "Как бы там ни было, чтобы ответить на два последних вопроса, нужно больше знать о возбудителе болезни". На мгновение в его памяти мелькнули контуры здания, в которое предстояло направиться. - Полетим на Медбазу? - спросил Петр. Павел Петрович повернул голову к гиганту, подумал: "Судя по всему, он выключил свои телепатоусилители в комнате Истоцкого, а сейчас включил их. Почему?" - Ты повезешь меня? - Хорошо,-с готовностью сказал Петр.-Вряд ли это будет таким же комфортабельным путешествием, как в аппарате, но тут ведь недалеко. Он поднял Павла Петровича на руки, как поднимают детей, образовал защитную оболочку и включил гравитатор. Этот орган помещался у него в плече и мог служить не только для передвижения. Вдали показался многоэтажный диск, похожий на слоеный пирог из пластмасс, металла и стекла. Диск висел метрах в пятистах над землей, покрытый матовой пленкой. Это и была передвижная база Медцентра. Главный микробиолог никого не принимал. С трудом они пробились к его заместителю. Профессор Мрачек, грузный мужчина с профилем совы, тоже был не особенно доволен визитерами в такое время и готовился их спровадить еще к кому-то, но Павел Петрович категорически заявил: - Э, нет, знаю, я эту кутерьму. Вы передадите нас своему заму, он - своему помощнику, и так бесконечно. Считайте, что я уже воспользовался правами следователя Совета, о которых "стыдливо" не упоминал. Приношу соболезнования, дорогой профессор, но вам придется ответить на наши вопросы. Мрачек издал нечто среднее между воплем и стоном. Его большие глаза нетерпеливо уставились на посетителей. "Глаза расширены от стимуляторов,- подумал Павел Петрович.- Сейчас работникам Медцентра не до сна. Но все мое сочувствие может выразиться лишь в отсутствии лишних вопросов". Он сказал: - Два вопроса к вам, профессор, а потом любой ваш ассистент или даже робот-информатор доскажет остальное. Меня интересует, мог ли человек преспокойно носить в себе эти проклятые бактерии два года и не подозревать, что болен? - Болезнь - состояние уже борющегося организма- быстро проговорил профессор. - Два года,- напомнил Павел Петрович. Профессор понял, что так просто ему не отвязаться. Он спросил: - Какой человек и где? - Космонавт. В ракете. За два года полета. Павел Петрович ожидал, что профессор поспешит ответить, и уже готовился напомнить о важности этого разговора. Но Мрачек молчал, смотрел мимо Павла Петровича и кивал головой в такт своим мыслям. - На ваш вопрос следует все же ответить: "да, мог",- торжественно сказал он и поднял указательный палец кверху.- Представляете ли вы, что такое выживаемость микробов? Слышали ли вы о латентном состоянии? Всю жизнь в нашем теле скрыто, замаскированно находятся сотни штаммов болезнетворных микробов, а мы не знаем о них. И даже такой активный микроб, как возбудитель асфиксии-Т, находясь в неблагоприятных условиях, мог сидеть в подполье, не размножаясь. Кстати, буквально в последние часы мы выяснили, что он способен образовывать споры. А споры микробов в организме обнаружить трудно даже при тщательном анализе. И больше того: микроб мог храниться не в готовом виде, а в "чертежах"-как ошибка или добавка к "записи" в нуклеиновых кислотах клеток. В таком случае обнаружить микроб почти невозможно. Павел Петрович хотел сказать: "Спасибо, профессор, вы уже ответили на оба вопроса с излишком", но Мрачек говорил почти без пауз. - А этот необычный кокк обнаруживает изумительный, бесподобный механизм приспособления. Я бы сказал, что это сравнимо лишь с приспособляемостью разумного существа. - Что? - невольно вырвалось у Павла Петровича. В его памяти зазвучали слова Истоцкого... Профессор Мрачек улыбнулся: - Сравнение, и ничего больше. Но судите сами: разве это не само совершенство? Одноклеточное существо, без сложных систем защиты, и тем не менее защищается против самых сильных средств, известных медицине. Мы начинаем энерготерапию - микроб образует спору. Вводим в кровь тиноазу он вырабатывает особый фермент и расщепляет ее. Обильно омываем горло больного антибиотиками - микроб уходит из поверхностных клеток в те, что расположены под ними: всегда на такую глубину, где его не достанет раствор. Он опускается все глубже и глубже, парализует токсинами местные нервные центры, и они не посылают сигналов. Больной не чувствует никакой боли - организм не включается в борьбу... У каждого штамма есть своя стратегия и тактика, а у этого - особая. Он всегда готов прикрыться щитом, превратиться в спору, он очень быстро "переодевается", настоящий артист! Вспыхнула сигнальная лампочка на календарном стенде, осветив табличку с несколькими словами и расположенные рядом часовые стрелки. Профессор взглянул на стенд, на стрелки - его лицо стало испуганным. - Ох и заговорился же я с вами! А ведь меня ждут, на сегодня назначено совещание отдела. До свидания. В приемной вас ожидает робот из информотдела. Он ответит на остальные вопросы. Будьте здоровы! Они не успели выйти из кабинета, как стены его осветились. Там появились изображения людей, находящихся в разных комнатах. Совещание начиналось. В приемной их встретил робот, похожий на кузнечика, стоящего на задних ножках. На его плоской груди сверкал номер. Усики антенн слегка покачивались. - Я бы хотел заглянуть в клиники,- сказал ему Павел Петрович. - Клиники,- повторил робот мягким женским голосом. Из его груди выдвинулась трубка проектора, метнулся луч - и стена исчезла. Вместо нее - палата. Больной полулежал-полусидел на автоносилках, опираясь на дрожащие руки. Он словно тянулся к чему-то, ему не хватало воздуха, ноздри судорожно раздувались, лицо посинело. Другая палата. Женщина. Глаза вылезли из орбит. Истошный вой - уже не человеческий... А вот юноша хватает воздух ртом, как выброшенная на песок рыба... Павел Петрович почувствовал спазмы в горле. Ему тоже не хватало воздуха. - Довольно,- прохрипел он, и картины исчезли, стена-экран погасла. - Есть ли выздоровевшие? - Есть!-тотчас откликнулся робот.-По сведениям информотдела, три целых и две десятых процента больных выздоравливает. Павел Петрович, а за ним гигант направились к выходу из приемной. Робот побежал было вслед, спросил: - Больше не нужен? - Нет,- спохватился Павел Петрович.- Можешь быть свободен. В коридоре гигант остановился. Спросил у своего спутника: - Вы хотите покинуть Базу? - А разве у тебя есть еще дела?- удивился Павел Петрович,- Я думал, ты полетишь со мной. Ведь из всего экипажа ракеты мы пока беседовали лишь с двумя... - Я остаюсь,- сказал Петр.- Если узнаю что-нибудь новое о болезни, сообщу вам.
