Александр Рубан - Пыль под ветром
Такая работа, подумал Илья, нагнулся и положил аккуратно свёрнутый плащ на ступени помоста. Такая у нас работа, подумал он, проталкиваясь через толпу зевак и уже ничем не отличаясь от них. Страх, обожание, зависть, покорность и злоба двенадцати городов способны изуродовать сколь угодно крепкую психику, подумал он, сворачивая в один из пяти проулков, и оглянулся через плечо. Там всё шло своим чередом, и все были заняты делом. Зеваки зевали. Конники деликатно, но твёрдо держали их на расстоянии. Такелажники, слаженно суетясь, заканчивали погрузку. Преподобный руководил... Натужно ахнул всеми восемью рессорами фургон, принимая тяжесть, и протяжно вздохнули, заметно выпрямившись, арки подъёмника.
И всё же - плешивый Дракон заблуждался, утверждая, что знает выбор Ильи. Он полагается на свой опыт и уверен, что Илья выберет смерть - по возможности долгую и мучительную. (Что ТЕЛЕСНЫЕ муки после двенадцати миссий? - признак жизни, не более). Но Илья не настолько слаб, как полагает Дракон. Илья выберет кумангу или...
Никаких или. Он выберет кумангу!
Илье хотелось думать об этом гордо и отрешённо. А для начала - поймать себя на жалости к себе и подавить эту жалость могучим усилием воли. Чтобы до сладкого комка в горле, до слёз. Но не было в нём жалости к себе и не было комка в горле... А вот слёзы, кажется, получились: всё поплыло перед глазами. И когда он ещё раз оглянулся через плечо, он уже не увидел площади, хотя проулок был прям. Углы крайних зданий текли сквозь слёзную пелену, сдвигались и раздвигались, таяли размытыми контурами, словно что-то неприятное происходило с пространством. Илья отвернулся и твёрдо, чуть оскальзываясь, зашагал по брусчатке. Белая корочка соли протяжно поскрипывала под его каблуками.
Город ещё не проснулся - а в этих, восточных, кварталах даже дворников не было видно. Здесь всегда просыпались поздно, потому что засыпали далеко за полночь, а то и под утро. Здесь жили поэты, актёры и проститутки, и не было ни одного добропорядочного горожанина, создающего непосредственные материальные ценности. Илья понял, что не случайно свернул сюда: его не тянуло встречаться с теми, кого он облагодетельствовал. Он вспомнил, что даже дворникам - ни одному из них - не посмотрел в глаза, а зверские рожи корчил им по возможности в профиль... Он даже на лица конников избегал смотреть, когда ритуально проталкивался сквозь их ритуально грубый заслон к своему Дракону, - и лицо Дракона было единственным лицом, которое он сегодня видел в упор. Обильно потеющее, обезображенное предельным возрастом и дыханием запредельной бездны, это лицо отнюдь не казалось ему безобразным. Илья забыл, как выглядят красивые лица. И не хотел вспоминать.
Проулки между тем становились всё `уже и, как ни странно, светлее, а белая пыль под ногами перестала поскрипывать на каждом шагу, она была мягкая, как просыпанная мука, или как слой мела на полу возле классной доски к концу шестого урока, но это было очень давно и в другом мире... Илья зажмурился, потряс головой и снова открыл глаза. "Это город! - сказал он себе настойчиво и проникновенно. - Мой двенадцатый город, и я только что завершил в нём свою миссию. В полдень я покину его, а до полудня я должен хоть кому-нибудь в этом городе посмотреть в глаза, впервые не пряча ничего под плащом. Посмотреть в глаза и попытаться понять: что изменяется в этих людях, когда мы завершаем миссию? Почему эти люди отныне и навсегда счастливы? И как выглядит счастье людей, очищенных от скверны повиновения?.."
И он-таки уговорил себя. Знакомые стены и знакомая брусчатка мостовой восстановились перед его взором, и белая корочка соли опять заскрипела у него под каблуками. Но некое сомнение уже проснулось и было настороже: силуэт бредущего ему навстречу сонного дворника никак не хотел становиться дворником. Метла, которую встречный держал в оттянутой книзу руке, была слишком тяжела для метлы и громыхала вслед за ним по брусчатке каким-то металлическим грохотом, а сам человек был тоненький, стройный, он брёл, опустив голову, и волосы его были схвачены пучком на затылке. "Мы называли это "конский хвост", - вспомнил Илья, - и вплоть до восьмого класса нам нравилось дёргать девчонок за эти хвосты, а потом мы обнаружили, что в них (девчонках, а не хвостах) есть ещё и другие возможности..."
Он снова зажмурился и снова потряс головой. А когда открыл, наконец, глаза, оказалось, что это действительно девчонка из его класса - Аля Гриневич, егоза и насмешница в немыслимо коротенькой юбочке. Она подняла голову и улыбнулась Илье, и тогда он почти поверил, что всё предыдущее было сном, а вот теперь он, наконец, проснулся.
Аля приближалась к нему, волоча за ствол тяжёлую снайперскую винтовку, а та грохотала прикладом по брусчатке, оставляя за собой тёмный извилистый след.
- Выстрелит же, - предупредил Илья. - Разве так можно с оружием?
- Я что, совсем, что ли? - возразила Аля. - Вот они все! - и достала из кармашка передника горсть патронов. Один из них упал и покатился, глухо побрякивая. - Фу ты... - сказала Аля. - Какие скользкие, весь карман испачкала. - Она прислонила винтовку к классной доске и заоглядывалась, ища укатившийся патрон.
- Да вон же он, - показал Илья. - Сзади.
Надо бы, конечно, поднять самому, но ему хотелось посмотреть, как Аля будет нагибаться. А она взяла и нагнулась. Илья увидел полоски кожи у неё над чулками и опять ощутил, до чего неудобно скроены эти школьные брюки, и что трусы под брюками опять перекрутились и режут...
Аля подняла, наконец, патрон, подошла к Илье и высыпала всю гость на подоконник. Патронов было штук десять, они угрюмо поблёскивали остатками смазки. Самый кончик пули у каждого был закрашен чёрным. Илья не знал, что это означает, и подумал, что надо будет спросить у Васьки Мудрых, потому что Васька знает про оружие всё. Во всяком случае, побольше, чем военрук.
Некоторое время они вместе молча смотрели на патроны, а потом одновременно повернулись друг к дружке. Было ясно, что и патроны, и винтовка предназначались Илье, только непонятно - зачем. Не стрелять же.
- А ты возмужал, - сказала Аля. Почти без насмешки сказала, но потом всё-таки усмехнулась и добавила: - Вот только потеешь по-прежнему. Провела пальцем по носу Ильи, собирая капельки пота, и продемонстрировала ему мокрый палец. - Ты почему всегда потеешь, когда на меня смотришь? осведомилась она, вытирая палец о свой передник.
- Зачем ты мне это приволокла? - спросил Илья, игнорируя провокационный вопрос. - Я и стрелять-то почти не умею, а она снайперская. Видишь трубу?
- Стрелять не надо, - серьёзно сказала Аля. - Ты её просто забери отсюда.
- Куда? - удивился Илья.
- Сам знаешь... - Аля отвернулась и стала смотреть в окно. - Забери и забрось. Далеко-далеко забрось. В бездну...
