Кристин Раш - День красных писем
Пора переходить к Эстебану. Его уровень выше среднего, но только по тем предметам, которые ему интересны. Результаты тестов на ай-кью неизменно высокие в течение нескольких лет. Несмотря на это, его потенциал остался нереализованным — главным образом потому, что он сам не чувствует такой потребности. Как я уже говорила, усидчивостью он не отличается.
Пожалуй, только Карла остается для меня загадкой. Коэффициент интеллекта у нее выше, чем у любого из этих двоих, но оценки низкие. Никаких наказаний, никаких благодарностей или наград за успеваемость. Только сведения о спортивных достижениях: все три последних года она побеждала на первенстве штата по кроссу. Потенциальный кандидат на университетские стипендии, если бы чуть подтянула успеваемость, чего Карла так и не сделала. О родителях — ничего. Проживает в квартале для среднего класса в самом центре города.
Наш путь занимает три минуты. За это время мне вряд ли удастся в ней разобраться, хотя я стараюсь.
Наконец я завожу ребят в свой просторный, но уютный кабинет. Большой стол, мягкие стулья, живые растения. Из окна открывается вид на беговую дорожку школьного стадиона, но сейчас, наверное, это не самое вдохновляющее зрелище, по крайней мере для Карлы.
Слова, которые произношу в таких случаях, я давно выучила наизусть и тем не менее стараюсь, чтобы они не слишком смахивали на домашнюю заготовку.
— Итак, ваши папки оказались пустыми, — не спрашиваю, а констатирую я.
К моему изумлению, у Карлы начинает дрожать нижняя губа. Я думала, что уж она-то сможет держать себя в руках, но глаза девушки наполняются слезами. У Эстебана краснеет нос, и парень низко опускает голову. Из-за Карлы ему еще труднее контролировать себя.
Джей-Джей, скрестив на груди руки, подпирает стену. Его красивое лицо — застывшая маска. Я ловлю себя на мысли, что уже замечала у него это странное выражение. Не совсем отсутствующее — даже почти приятное, но полностью отстраненное. Одной ногой он упирается в стену, на которой наверняка останется черный след, но я не делаю ему замечания. Пусть упирается, если ему так легче.
— Я тоже ничего не получила на свой День красных писем, — говорю я.
Они изумленно на меня таращатся. Взрослым не положено обсуждать с тинейджерами свои письма. Как, собственно, и их отсутствие. Но сейчас иначе нельзя.
За многие годы я убедилась: минута, когда до ребят доходит, что можно прожить и без всякого письма, — ключевой момент всей беседы.
— А вы знаете почему? — звенящим голоском спрашивает Карла.
Я отрицательно качаю головой.
— Поверьте, я долго пыталась это понять. Я прокрутила в голове все сценарии, которые смогла придумать, вплоть до того, что, возможно, умру раньше, чем придет мой срок писать это письмо…
— Но сейчас-то вам уже больше пятидесяти, верно? — несколько раздраженно перебивает Джей-Джей. — И на этот раз вы, конечно, написали себе письмо!
— Право написать письмо появится у меня только через две недели. И я действительно собираюсь этим правом воспользоваться.
Щеки Джей-Джея покрываются румянцем, и я впервые замечаю, насколько же он на самом деле раним! Парень страшно подавлен — возможно, даже сильнее, чем Карла и Эстебан. Как и я в свое время, он верил, что получит вполне заслуженное им послание — сообщение об ожидающей его интересной, богатой и успешной жизни.
— Следовательно, вы еще можете умереть до того, как напишете это письмо, — заключает Джей-Джей, и на этот раз я уверена, что он рассчитывал причинить мне боль.
Ну что ж, у него получилось. Но я не подаю вида.
— Все может случиться, — спокойно говорю я. — Только прошу учесть, что я вот уже тридцать два года живу безо всякого письма. Тридцать два года без малейшего намека на то, что может таиться в моем будущем! Так жили все люди до того, как стали практиковаться путешествия во времени. До Дней красных писем.
Вот теперь я завладела их вниманием.
— На самом деле, нам с вами очень повезло, — говорю я, и поскольку мы установили, что находимся в одинаковом положении, мои слова не кажутся им снисходительными. Я произношу их уже без малого двадцать лет, и многие бывшие выпускники говорили мне потом, что эти слова — самая важная часть беседы.
Во взгляде Карлы — печаль и надежда. Эстебан по-прежнему сидит, не поднимая головы. Глаза Джей-Джея сузились. Я буквально кожей ощущаю его злость: можно подумать, это я виновата, что он не получил письма.
— Повезло?.. — переспрашивает он тем же тоном, каким напоминал, что я еще могу умереть.
— Да, повезло, — повторяю я как можно тверже. — Мы не скованы своим будущим.
Наконец Эстебан поднимает голову и хмуро глядит на меня.
— Там, в спортзале, — поясняю я, — воспитатели беседуют сейчас с ребятами, получившими письма с предостережениями двух разных типов. Одни содержат точные указания не совершать таких-то действий такого-то числа — в противном случае, ты рискуешь испортить себе всю жизнь.
— Люди в самом деле получают такое? — затаив дыхание, спрашивает Эстебан.
— Каждый год.
— А что в других письмах? — У Карлы дрожит голос. Она говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух.
— В других письмах сказано примерно следующее: «Ты можешь прожить эти годы лучше, чем я», но при этом ни одно письмо не объясняет — просто не может объяснить, — что именно пошло не так. Дело в том, что каждый имеет право предупредить себя прошлого только о каком-то одном критическом событии. Но в жизни случается и так, что один промах влечет за собой целый вал ошибок, однако писать об этом подробно запрещают правила. Вот почему взрослым подчас остается уповать только на то, что их прошлые «я» — другими словами, вы, ребята, — не только избегут чего-то одного, но и впоследствии (порой, в течение многих лет) будут совершать только правильные поступки.
Теперь хмурится и Джей-Джей:
— Что вы хотите этим сказать?
— Вот представь, — говорю я, — что сегодня ты все же получил письмо. Письмо, в котором говорится, что ни одна твоя мечта не осуществится. Письмо, в котором просто сказано, что тебе придется принимать все как есть, потому что изменить ничего нельзя.
— Я бы этому не поверил.
С этим я согласна. Он не поверит. Во всяком случае, не сразу. Но с этой самой минуты маленький червячок сомнения примется точить его постоянно, влияя на любое его последующее действие, мысль или слово.
— В самом деле? — говорю я вслух. — Разве ты из тех, кто готов лгать самому себе, чтобы уничтожить себя нынешнего? Готов ли ты своими руками убить последнюю надежду?
Джей-Джей еще гуще краснеет. Естественно, он не из таких. Конечно, этот парень обманывает себя — мы все обманываем, — но при этом он внушает себе, какой он замечательный и как мало у него недостатков. Когда Лизбет начала за ним бегать, я вызвала Джей-Джея к себе в кабинет и посоветовала не обращать на нее внимания.
