Рубен Таросян - Начало отпуска
- Вы приговорены не за совершение преступления, а за способность его совершить. - Голос следователя был мягкий, почти радушный.
- Так вы можете приговорить любого! - выпалил я, но следователь не дал мне договорить и продолжил свои объяснения:
- Безусловно, любого. Вы никогда не задумывались, зачем люди умирают? Конечно, не из-за Мальтусовой нехватки продовольствия. Люди умирают, чтобы не стать преступниками. Если бы продолжительность жизни увеличилась хотя бы втрое, то каждый человек дожил бы до времени, когда эволюция взглядов расценила бы все его деяния в прошлом как преступления, И стоит ли бояться смертной казни, ведь сейчас не средневековье. Вас не будут жечь на костре, расстреливать, вешать, а просто поместят в дезинтегратор, где вы в одно мгновение распадетесь на атомы, ничего не чувствуя. Кстати, вам повезло. Дезинтегратор включается в полночь. Вам придется ждать всего полтора часа, а иные сидят в дезинтеграторе почти сутки. Так что, будьте любезны, подпишите, - следователь протянул мне бумагу.
- Я ничего не подпишу!
- Хорошо, не надо. Я сам поставлю за вас закорючку. Это не имеет значения. Все бумаги, связанные с вашим делом, будут уничтожены вместе с вами.
- А как же вас инспектируют? Ведь возможны судебные ошибки... - Я уже ничего не соображал.
- Придет время и все приговоры признают ошибочными, потом признают ошибочными все пересмотры дел. Я уже говорил вам - эволюция взглядов.
Я был совершенно ошарашен ходом следствия. Моя воля была сломлена. Когда те же самые матросы схватили меня, я вместо того, чтобы пытаться вырваться, размышлял о том, на какого материала сделаны стены дезинтегратора.
Меня втолкнули в люк, над которым флуоресцировала надпись; "Дезинтегратор. Вход. Нет выхода". Люк захлопнулся и я растянулся на полу небольшой, непонятно как освещаемой камеры. Передо мной стоял... робот-официант.
- Эй! Как тебя там?.. Человек - Буфет... - обратился я за помощью.
- Я несчастная Полевая Кухня, подлежащая дезинтеграции из-за распада функций.
- Это еще что?
- После гравитационной контузии я не смогла синтезировать перловую кашу. Как бы я не старалась, у меня вместо нее получался вишневый ликер. Меня признали негодной, несмотря на протест нижних чинов...
- Сделай-ка мне Каши! - приказал я, в глубине души гордясь своей сообразительностью.
Получился великолепный "Черри Брэнди". Но увы, на этот раз он не доставил мне ни малейшей радости. Я смотрел на Полевую Кухню и думал о том, что меня тоже ждет участь никому не нужной сломанной железки. С каждым глотком становилось все тоскливее и тоскливее. Я проклинал все подряд: "Танго" и эскадру, Тобиуса и следователя...
Неожиданно передо мной появилась Хопина. Она плакала.
- Хопиночка, как ты сюда попала? - спросил я, положив руки ей на плечи.
- Кто-то подсунул кучу фальшивых документов, будто бы я готовила диверсии и шпионила в пользу десятка планет, - ответила она, не переставая плакать, при этом прикладывая платок к глазам, словно виртуоз прикасался к скрипичным струнам, настолько изящно и точно, что косметика на ее лице оставалась неповрежденной.
Теперь смерть была мне не страшна, я понял, что умру от чего угодно, только не от одиночества.
- Хопиночка, у нас еще полтора часа... - прошептал я, снимая с нее блузку.
Хопина оттолкнула меня и возмущенно воскликнула:
- Вместо того, чтобы думать, как отсюда вырваться, у тебя в голове только озабоченность...
- В нашем положении не стоит упрекать Друг друга, - я говорил самым нежным голосом, на какой был способен, - и не надо плакать.
- Ты думаешь, я плачу оттого, что мне страшно умирать? Мне - кадровому офицеру... Я плачу потому, что люблю тебя. - Едва я это услышал, как придвинулся к ней, а она, прижавшись, почти касаясь ртом моего уха, тихо всхлипывая, все говорила и говорила: - Сразу, как только тебя увидела в салоне вкусомузыки, я поняла, что ты создан для меня. Помнишь, как мы смогли чувствовать друг друга, когда отключили интеллект? Я думала, что ты вместе с Тобиусом, мне ничего не стоило убрать тебя, но, вопреки инструкциям, я только усыпила... Ты помнишь, как мы танцевали?.. Я плачу потому, что наша любовь так и не состоялась, и уже никогда...
Моя ладонь была у нее на груди. Я знал, что она чувствует нежность прикосновения и тепло моей руки. Это было единственное, что я мог сделать для нее. Мне было грустно и стыдно. Стыдно за то, что почти не обращал внимания на Хопину, думал только о ее сестре. Стыдно за то, что, поддавшись вульгарным эмоциям, не смог разглядеть большое, искреннее чувство. Грустно оттого, что ничего нельзя было исправить. Все, что я испытывал, сводилось к грусти, стыду и беспомощности.
Несколько искр сорвалось со стены. "Неужели полтора часа прошли так быстро?" - подумал я и тут же увидел просовывающийся сквозь стену клинок ионной шпаги, В образовавшемся проеме показалась Хаппенда.
- Скорее, скорее! С Тобиусом я уже разделалась.
- Браво, Хаппенда! - воскликнула Хопина и бросилась целовать сестру. Потом Хопина целовала меня. Словно многорукий Будда, Полевая Кухня изображала своими щупальцами радостный ритуальный танец. Я ничего не понимал. Ожидая увидеть Страшный Суд и круги ада, я тупо уставился на бедра Хаппенды. И тут я сообразил, что означало ее имя - Happy end.
