Татьяна Минасян - Оборотная сторона
— А… А чего здесь все толпятся? — только и смог спросить Лев.
— Там их родители, — объяснили ему. — Как раз сейчас за их вещами пришли. Ну и…
— Ясно… — Райский поморщился. Родители Дмитрия и Максима Хвостовых жили неподалеку от Космического городка, в одном из окружавших его поселков. Должно быть, им сразу же сообщили о пожаре и они немедленно помчались в центр подготовки… Вот только какого лешего все добровольцы сюда сбежались? Любопытно стало посмотреть на тех, кто только что потерял обоих своих детей?! Хотя, может быть, он несправедлив к ним, может быть, они просто хотели что-нибудь сказать этим людям, как-то их поддержать?.. Так или иначе, но ни поглазеть на старших Хвостовых, ни поговорить с ними никому все равно не удалось: из общаги те вышли через черный ход, и Райский, поднявшийся к тому времени к себе в комнату, успел лишь увидеть в окно, как они медленно шли в сторону главных ворот, ссутулившись и опустив голову. Фигура одетой в темное платье женщины показалась ему смутно знакомой, но где именно он мог ее видеть, Лев так и не вспомнил. И опять по городку ходили сплетни и слухи о том, что за лежащими в барокамерах добровольцами никто не наблюдал и что в том кабинете вообще никого не было, хотя проводящие испытание специалисты обязаны были находиться там неотлучно, а вот куда они ушли и почему в таком серьезном заведении, как центр подготовки космонавтов, вообще стал возможен банальнейший пожар, никто не знает и вся информация об этом деле тщательно скрывается. А потом было новое общее собрание, где Виктория Мон опровергала все эти домыслы и убеждала всех сомневающихся, что никто в центре своими обязанностями не пренебрегал и что все виновные в пожаре, разумеется, будут наказаны, а сгоревшие в барокамерах Хвостовы прекрасно знали, что подготовка к полету — опасное дело, и при зачислении в центр сами согласились на все испытания. И где она все тем же уверенным в себе, хотя и немного раздраженным тоном советовала кандидатам в космический полет поменьше слушать разные досужие разговоры и побольше думать о вечных ценностях — о том, к чему они все здесь стремятся, о том, ради чего братья Хвостовы отдали свои жизни. А Райский снова стыдился своих сомнений по поводу этого пожара и давал себе слово обязательно пройти всю подготовку до конца и сделать все возможное, чтобы в первый полет взяли именно его и никого другого. И точно такие же эмоции он, к огромной своей радости, читал на лице сидящего рядом с ним Коли Петрова.
После того, как обе их кандидатуры были окончательно утверждены на «самом-самом высоком уровне» и названы в теленовостях, в Космический городок приехал Захар Волков. Он сердечно поздравил обоих «без пяти минут космонавтов» и потащил их в «Черную дыру», где к ним быстро присоединились два дублера и еще несколько добровольцев, не успевших уехать из центра. Одним словом, вечер, несмотря на отсутствие нормальной выпивки, прошел бурно и весело. Время от времени Лев посматривал на Захара, удивляясь его жизнерадостному настроению и той непритворной радости, с которой он болтал со старыми товарищами. В его представлении бывший кандидат в полет на Луну должен был теперь всю жизнь мучиться мыслями о том, кем он мог бы стать, если бы не испугался испытаний, и вообще чувствовать себя жалким и несчастным. Но как ни старался он отыскать на его лице признаки грусти, зависти или недовольства собственной жизнью, ничем подобным там даже не пахло. А еще через месяц Лев Райский стал первым человеком, ступившим на обратную сторону Луны. Он стоял внутри огромного кратера, который теперь наверняка будет назван его именем, смотрел на поднимающуюся перед ним горную цепь, освещенную ярким прожектором космического челнока под названием «Триумф», и понимал, что вот теперь, наконец, к нему пришло ощущение полного, запредельного счастья. Почему-то раньше он ничего такого не чувствовал: ни когда проходил последнюю проверку у врачей, ни когда поднялся в челнок, ни когда «Триумф» пересек земную орбиту и перегрузка сменилась долгожданной невесомостью… Головой вроде бы и понимал, что ему несказанно везет и что он просто обязан сходить с ума от радости, но особых эмоций почему-то не испытывал. И лишь теперь, когда он сделал первый шаг по этой серой каменистой поверхности, до него, наконец, дошло: это он, он, а не кто-то другой идет сейчас по единственному спутнику Земли, половина которого теперь будет принадлежать его стране.
— Лев Борисович, ответьте! — в шлеме Райского зазвучал обеспокоенный крик напарника, заставивший его выйти из задумчивости. — Лев Борисович, вы меня слышите?!
— Да, Николай, прекрасно тебя слышу, — поспешил он отозваться.
— Я вас три раза вызывал! — теперь в голосе Петрова слышалась не тревога, а обида. — Вы камеру не включили, мне здесь ничего не видно! Вы что, замечтались там?
— Ага, замечтался, — не стал отрицать Райский и включил встроенную в шлем видеокамеру, передающую изображение в челнок. Николай пробормотал что-то насчет «бессовестных начальников», но Лев эту реплику великодушно проигнорировал. Петров страшно переживал, что право первого выхода на лунную поверхность досталось не ему, а его старшему коллеге, и, естественно, был зол, что не может увидеть Луну хотя бы на экране, раз уж из «Триумфа» его пока не выпустили. Ничего, еще нагуляется по Луне, на корабль не загнать будет!
Лев стал медленно, старательно рассчитывая каждое движение, поворачиваться на месте, позволяя оставшемуся в челноке напарнику увидеть все, что было вокруг. Ослепительно-яркие лучи прожектора выхватывали из темноты часть серой замыкающейся в круг горной цепи и такая же серую, почти совсем гладкую поверхность вокруг корабля. А все, что находилось за пределами световых лучей, скрывал непроницаемый мрак, и точно такой же мрак нависал над ними сверху, и казалось, что во всем мире существует только эта маленькая каменистая площадка с стоящим на ней челноком и примыкающим к ней горным хребтом, а вокруг нее нет ничего, кроме пустоты. Райский сделал несколько шагов по направлению к «стене» кратера и снова остановился, глядя на нее задумчивым взглядом: далеко она была от корабля или не очень, понять было невозможно. Он обернулся и точно так же попытался определить расстояние до челнока. Это тоже оказалось непросто, но здесь ему немного помогла цепочка его собственных следов, отпечатавшихся на пыли так четко, словно он прошелся по влажному песку.
— Коля, выключи на секунду прожектор, — попросил Лев, и кусочек освещенного мира, в котором он находился, тут же исчез. Все вокруг заполнила вязкая черная темнота. Впрочем, нет, не совсем все: запрокинув голову, Райский увидел, как над ним одна за другой зажигаются звезды, сначала самые яркие, а потом все более слабые. Он не знал, чему больше удивляться — невероятной яркости этих сверкающих точек или их огромному количеству — и жалел, что с этого места нельзя увидеть Землю, которая на другой стороне Луны занимала полнеба и даже ночью освещала ее ярким голубым светом…
