Боб Шоу - В двух лицах
Спохватившись, что куда-то уплывает на облаке благодушия, рожденном парами виски, Бретон вновь настроился на другой конец комнаты и услышал, как Кэт упомянула Оскара Уайльда.
— Опять? — слабо возмутился он. — Может, не надо опять Оскара Уайльда?
Кэт пропустила его замечание мимо ушей, а Мириам улыбнулось своей скульптурной улыбкой, но Гордону Палфри пришла охота поговорить.
— Джон, мы ведь не утверждаем, что это продиктовал Оскар Уайльд. Но кто-то же продиктовал, а стиль отдельных кусков идентичен ранней прозе Уайльда.
— Ах, ранней! — перебил Бретон. — То-то и оно! Погодите-ка… Уайльд умер в тысяча девятисотом году, верно? А сейчас восемьдесят первый год. Следовательно, за восемьдесят один год он по ту сторону, или за завесой, или как это там у вас, у спиритов, называется… так он не только не развился в своем творчестве, но, наоборот, регрессировал к годам студенчества.
— Да, но…
— И не из-за отсутствия практики! Ведь, судя по тому, что я вычитал из книг, которые вы давали Кэт, он с момента смерти держит первенство в автоматическом письме. Видимо, Уайльд — единственный писатель, чья продуктивность резко возросла после его похорон, — Бретон засмеялся, смакуя ту приятную стадию опьянения, когда он начинал думать и говорить вдвое быстрее, чем в трезвом состоянии.
— Вы исходите из предположения, будто данная сфера существования точно соответствует всем остальным, — возразил Палфри. — Однако это вовсе не обязательно.
— Да ни в коем случае! Судя по вашим данным о следующей сфере, она сплошь населена писателями, лишенными письменных принадлежностей, так что все свое время они тратят на то, чтобы телепатировать всякую чушь в наша сферу. И Оскар Уайльд почему-то сделался — как это — стахановцем, наверное, в наказание за «De Profundis».
Палфри снисходительно улыбнулся.
— Но мы же не утверждаем, что эти…
— Не спорьте с ним, — вмешалась Кэт. — Ему только этого и надо. Джон
— завзятый атеист, а к тому же пришел в разговорчивое настроение. — Она одарила его презрительным взглядом, но переборщила и на две-три секунды обрела сходство с маленькой девочкой.
«Словно бы не та эмоция, чтобы вызвать омоложение», — подумал Бретон, а вслух сказал:
— Она права. Вера моя рухнула, когда я был ребенком, и подорвало ее открытие, что В.Ф.Вулворт — не местный коммерсант, хотя наш магазин и называли вулвортовским.
Кэт закурила сигарету.
— Десять порций виски. Эту шуточку он всегда отпускает после десятой.
«А ты всегда отпускаешь эту шуточку о десяти порциях! — подумал Бретон. — Стерва без чувства юмора. Тебе обязательно хочется выставить меня роботом, работающем на спиртном». Однако он остался благодушен и болтлив, хотя и отдавал себе отчет, что это реакция на травму перехода. Ему удалось сохранить веселость до кофе с сэндвичами, а потом выйти с Кэт на крыльцо, когда она отправилась провожать гостей до машины.
Октябрьский вечер был прохладным — из-за восточного горизонта уже начинали подниматься зимние созвездия, напоминая, что скоро со стороны Канады приплывут снежные тучи. Приятно расслабившись, Бретон прислонился к косяку с последней на этот день сигаретой в зубах. Кэт разговаривала с Палфри, уже сидевшим в машине. Пока он курил, два метеора прочертили в небе огненные полоски. «Конец пути, — подумал он. — Добро пожаловать в земную атмосферу». Тут машина тронулась, хрустя песком и разбрызгивая камешки. Лучи ее фар заскользили по вязам, обрамлявшим подъездную дорогу. Кэт помахала на прощание и, поеживаясь, поднялась на крыльцо. Когда она направилась прямо к двери, Бретон попытался обнять ее за плечи, но она решительно ускорила шаг, и он вспомнил свою недавнюю язвительность. Да, в глухие часы ночи в спальне под ровное дыхание занавесок предстояло очередное вскрытие.
Бретон пожал плечами, убеждая себя, как мало его это трогает, и швырнул окурок на газон, где тот и погас в росе. Глубоко вдохнув воздух, пропитанный запахом палой листвы, он повернулся, чтобы войти в дом.
— Не закрывай дверь. Джон! — Голос донесся из темной полосы кустов за вязами. — Я пришел за своей женой. Или ты успел забыть?
— Кто это? — тревожно спросил Бретон, когда от кустов отделилась высокая мужская фигура. Но голос он узнал. Телефонный звонок! Его охватили гнев и растерянность.
— Ты меня не узнал, Джон? — Незнакомец медленно поднялся по ступенькам. Свет фонаря над дверью внезапно дал возможность его узнать.
Бретона охватил ледяной, необъяснимый страх — он увидел собственное лицо.
2
Джек Бретон, поднимаясь по ступенькам к человеку, звавшемуся Джон Бретон, обнаружил, что у него подгибаются ноги.
Наверное, оттого, подумал он, что ему пришлось больше часа прождать на ветру в укромной тени кустов. Нет, вернее, причиной был шок, который он испытал, снова увидев Кэт. Как он ни готовился заранее, как ни рисовал в воображении этот момент, ничто не могло смягчить потрясения, в чем он теперь и убедился. Звук ее голоса, когда она прощалась с гостями, словно заставил запеть его нервную систему, вызвал непостижимые отклики всего его существа в целом и каждого отдельного атома, это существо слагающего. «Я люблю тебя! — шептала каждая молекула его тела миллионами гормональных путей. — Я люблю тебя, Кэт».
— Кто вы такой? — резко спросил Джон Бретон. — Что вам нужно?
Он твердо встал перед Джеком Бретоном. Под круглым фонарем в вертикальных тенях его лицо выглядело маской тревоги.
Джек Бретон потрогал пистолет в кармане пальто — не снял его с предохранителя.
— Джон, я уже сказал, что мне нужно, — ответил он мягко. — И ты уже, конечно, понял, кто я. Или ты никогда не смотрелся в зеркало?
— Но вы похожи… — Джон Бретон не договорил, страшась того, к чему подводили эти слова.
— Пошли в дом, — нетерпеливо потребовал Джек. — Я замерз.
Он шагнул вперед и был вознагражден зрелищем того, как Джон отпрянул и начал пятиться.
«Боится меня? — с легким удивлением подумал Джек Бретон. — Существо, которое я создал по своему подобию, тварь, сменившая мое имя на „Джон“, боится своего творца!»
Войдя в знакомый залитый оранжевым светом холл, Джек оценил ковер, почти физически ощутил материальное благополучие старого дома. Посидев днем в библиотеке над подшивками старых газет и справочниками, он пришел к выводу, что финансовое благополучие Джона Бретона много лучше, чем было его положение девять лет назад. Но тут все было гораздо симпатичнее, чем он ожидал. «Хорошо, добрый и верный раб!» — мысленно процитировал он евангельскую притчу о талантах.
— Ну, хватит, — сказал Джон Бретон, когда они вошли в обширную гостиную. — Я хотел бы получить объяснения.
