Елена Грушко - Моление колесу
Там лежали четыре "револьвера", обломки теодолита, термос, рюкзак и транзистор - и это было, видимо, все, что осталось от людей, побывавших на этом Острове...
Но где же сами люди?! Обо всем, теперь понятно, знает эта Вера Королева... И ясно, что с ней ухо надо держать востро, а оружие наготове. Они снова бросились в путь, но страх холодил сердца, поэтому какие-то полверсты растянулись на несколько километров. Но вот наконец-то впереди открылась поляна, узкая речка, огород-сад по берегу и - бревенчатая избушка, светившаяся сквозь ветви осин и черных берез.
Постояли. Вершины деревьев задыхались от солнца и грохота ветра, а здесь, у корней, у папоротников, у грибниц, было сыро и тихо.
Да, тихо. И никого.
- Оружие приготовить, - негромко скомандовал Альфа, и Сигма сунул руку за пазуху, словно его обуяла чесотка.
И вдруг из-за кустов выскочило что-то, метнулось через тропу...
Ударила молния - Бета опустил руку с оружием.
Гамма выругался севшим голосом.
Зверек, которого влет, с быстротой и меткостью робота, сбил Бета, очень напоминал зайца - только не серого, не белого даже, а зеленого цвета!
Зеленого - как трава, как листья, как, чудилось, самый воздух здесь, как все это дикое, непостижимое лесное празднество...
И вдруг Бета содрогнулся, словно и его прострелило - но только мыслью. Диковинной, будто бы вовсе и не его, чужой какой-то мыслью: все здесь мгновенно - и вечно. Эта красота странна - и безусловна. Она бессмысленна - и необходима. И она-то пребудет всегда, она-то возродится, даже если человек всю землю обратит в место захоронения. Возродится - и тогда уж не оставит на лице планеты и морщинки памяти о роде людском! Занялся дух, что-то томило, какая-то тоска ядовитая... Но он не ушел дать волю памяти, потому что на веранде избушки, меж точеных столбиков, показалась статная женская фигура.
Она!
Всплеснув руками, женщина бросилась вдоль речки и с разбегу рухнула на колени, схватила опаленный зеленый комочек; прижала к груди со слезами:
- Пашка! Глупый! Зачем ты к ним?! Бедный ты...
"Пашка? Почему Пашка?" - разом подумали все четверо.
- Ну ладно. Королева. Хватит причитать. - Тон Сигмы суров. Встань-ка да ответь нам на пару вопросиков. Думаешь, живешь в лесу молишься колесу, так и спросу с тебя нет?
Она не шелохнулась. Тогда Гамма раздраженно тряхнул ее за плечо. И вскрикнул невольно: от неловкого движения рука повисла плетью!
А женщина бережно уложила зеленого зайца на траву и встала с колен, по-прежнему не поднимая глаз. То ли слез своих застыдилась, то ли омерзительно было на людей, смотреть? И судя по тому, как напрягся ее рот, истинным было именно омерзение.
- Послушайте, Королева! - процедил Альфа. - Сюда, на Остров, в этом месяце было послано несколько человек. Вы их видели?
Она качнула головой.
- Остров не так велик. - В голосе Альфы зазвучал металл. Вспомните хорошенько! Опять медленно качнулась ее голова.
- Хватит врать! - вскричал очнувшийся от боли Гамма. - Где они? Мы нашли их вещи! Живы наши люди или... Говори! - Да это же просто исчадие какое-то! - возопил Сигма. - Как ее только земля носит?! Лучше спросите, как она вас носит, - глухо произнесла женщина. - Вы-то разве люди? И разве людьми были те, кто приходил?
- А! - хором вскричали Бета, Гамма и Сигма; Альфа же резюмировал: - Вот и проговорилась! Значит, ты их все-таки видела? И если это твоих рук дело...
- Поедете с нами! - объявил Сигма. - Я как представитель районной...
И вот тут-то она вскинула глаза, и Сигма ощутил такую ломоту во лбу, словно с разбегу ударился о стену! Вера округло воздела руки, сверкнувшие на солнце, не то заслоняясь, не то защищая все лесное племя, но к ней уже метнулся разъяренный Бета - и на миг тоже застыл, когда встретился с нею взглядом. Но не могла же она смотреть в глаза всем четверым сразу! И, то и дело вскрикивая от боли, стараясь не глядеть на нее, они набросились, скрутили руки...
Все замерло в лесу. Чудилось, воздух остекленел...
И в эту тишину вдруг ударил незнакомый голос:
- Стойте!
Слово это забилось в головах, будто колокол, а сердца внезапно сделались стылыми... И тут хлестнуло ветром, да таким, что люди не выдержали его удара! Повалились наземь.
Столбами и колоннами вознеслись над ними деревья, трава захлестнула, опутала.
И почудилось, чьи-то думы и страсти истекают из земли, опьяняют, зачаровывают... Чистые души лесные...
* * *
День таял, словно огромный золотистый сугроб. Вот и настало время вечерней молитвой провожать солнце, отходящее ко сну.
- Осторожнее, малышня! - приговаривал Юрка, рассаживая поближе к себе зеленых зайцев. Старожилы - теперь, после гибели Пашки, их осталось девять - присматривали за новичками, приказывали, как складывать лапки, куда смотреть. - Правильно, Борька!
- По-моему, этот - Андрюшка, - возразила мать.
Синичка села ей на плечо, мягко прижавшись к щеке.
- Точно, Андрюшка! - присмотревшись, согласился сын.
В этот миг Вера воздела руки.
- Всесветлое солнце! Дети Вселенной, дети звезд, ветров, дождей желают тебе доброго сна! - зазвучал ее голос, заглушенный переливами вечернего гимна.
Снежные шары облаков оборачивались белыми всадниками, которым предстояло проводить владыку небес на покой.
А золотое колесо солнца все катилось, катилось по небу под эту восторженную, отрадную молитву.
