Гарри Тертлдав - Рассказы
— Тогда — в храм, — сказал Питканас.
Как всегда в полуденный час, главная площадь Куссары была битком забита народом. Горшечники и кузнецы меняли свои поделки на зерно или пиво. Ковроделы разложили роскошные пестрые ковры в надежде привлечь кого побогаче. «Чистая, холодная речная вода! — кричал разносчик. — Зачем пить муть и тину из канала?». Там и тут нагло разгуливали гетеры. Рабы провожали их похотливыми взглядами. Иные — кому удалось пристроиться в тенечке — мирно подремывали. Остальные собрались в маленькой молельне, испрашивая у бога совет в обмен на хлеб или фрукты.
Питканас увидел на площади и двоих землян. Чужеземцы все еще привлекали внимание крестьян и собирали вокруг себя стайки ребятишек, однако большинство жителей Куссары за три месяца привыкли к гостям. Их странные одежды, непривычный цвет кожи, а также жужжащие и щелкающие металлические ящички были признаны такими же милыми чудачествами, как украшенные перьями тюрбаны жителей Хурмы или как привычка горожан Юзета сплевывать после каждой фразы.
Землянин по имени Кастильо торговался с краснодеревщиком. Король, проходя мимо, прислушался к их разговору.
— Я знаю, что дерево обошлось тебе недешево, — говорил землянин, — но, возможно, это серебряное кольцо с лихвой окупит все твои расходы.
Кастильо говорил медленно, подбирая слова, но понять его было легко; если не считать маленькой Ксинг Мей-Лин, он лучше других овладел языком Куссары.
Краснодеревщик подкинул кольцо на ладони.
— Этого хватит?
— Кто… кого это ты спрашиваешь? — удивился землянин.
— Как это «кого»? Конечно, своего бога: Кадашмана, покровителя столяров. Он говорит, что сделка удачная, — столяр поднял резной стул, передал его Кастильо и протянул руку за кольцом.
Иноземец отдал плату, но не уходил.
— Как тебе удается понять, что говорит тебе бог?
— Разумеется, я слышу его — так же как тебя. Только ты уйдешь, а он всегда со мной, — столяр, казалось, был удивлен не меньше землянина. Потом лицо его прояснилось. — Может, ты не знаешь Кадашмана, потому что ты не столяр, и ему незачем с тобой говорить. Наверное, с тобой говорят твои собственные боги?
— Я никогда не слышал бога, — ответил здравомыслящий Кастильо, — и мои люди — тоже. Вот почему мы так хотеть… хотим узнать больше о жителях Куссары.
От подобного откровения у столяра отвисла челюсть.
— Видишь? — спросил Радус-Пижама у Питканаса. — Они сами признаются в том, что носят проклятие.
— У них тоже есть боги, точнее, один бог, — возразил король, — я сам у них спрашивал. Радус-Пижама только рассмеялся.
— Как может быть только один бог? И даже если он там у них и есть, почему он с ними не разговаривает?
На это Питканасу нечего было ответить. Они со жрецом в молчании продолжили свой путь к храму Тархунда, или Большому Дому, как его называли: после святилища Табала это было самое высокое и самое красивое здание в Куссаре. Храмы были выше дворца Короля-Слуги — ведь для богов он в самом деле был всего лишь слугой. Крутые ступени вели к святилищу Тархунда, венчавшему высокую прямоугольную башню из сырца.
Питканас и Радус-Пижама одолели шестнадцать ступенек — по одной на каждый день года. Младшие жрецы поклонились своему начальнику и его господину; тот заметил на их лицах удивление от незапланированного визита.
— Облачен ли бог так, как должно? — спросил Радус-Пижама.
Двери святилища Тархунда распахнулись настежь. Навстречу гостю вышел жрец, кожа которого была бледно-серой от прожитых лет, а при ходьбе ему приходилось опираться на палку.
— Облачен, о господин, — ответил он, — и говорит, что новое платье ему нравится..
— Отлично, Миллаванда, — сказал Радус-Пижама. — Значит, он даст королю хороший совет насчет землян.
Зрение у Миллаванды было совсем никудышным, и он не сразу заметил короля, стоявшего рядом с Радус-Пижамой. Король дружески помахал старику рукой, когда тот, кряхтя, начал сгибаться в поклоне.
— Спасибо, мой господин! Да, Тархунд говорил мне про землян. Он сказал…
— Спасибо, я сам услышу, что он говорит, — оборвал его Питканас. Он вступил в обитель бога. Радус-Пижама двинулся было следом, но король жестом отослал его прочь — его все еще раздражало, что жрец смеет полагать, что Тархунд никогда больше с ним не заговорит.
Внушительная, даже пугающая, выше человеческого роста фигура Тархунда стояла в своей нише. Свет факела отражался от золотых пластин, закрывавших лицо, руки и ноги божества, а сквозь золотые и серебряные украшения виднелась дорогая ткань новой мантии. В левой руке Тархунд держал золотой шар — солнце, в правой — черную грозовую тучу.
Тут король с ужасом обнаружил, что явился к божеству за советом, совсем забыв про подношение. Он рухнул перед Тархунд ом ничком, как самый последний раб. Скинув сандалии с серебряными пряжками, король положил их на стол, уставленный едой, пивом и благовониями — подношениями жрецов.
— Прими это от ничтожного червя, твоего слуги, — взмолился он.
Огромные глаза Тархунда, сделанные из полированного черного янтаря, неотрывно следили за королем. В ушах эхом отозвался голос бога:
— Можешь говорить!
— Благодарю, мой Повелитель! — не поднимаясь с пола, Питканас изложил богу все, что случилось с момента появления землян. — Может, они сильнее тебя, Повелитель, сильнее твоих братьев и сестер? Когда мы впервые встретились с ними, их необычайная мощь заглушила ваши голоса, и мы впали в отчаяние. Когда мы привыкли к пришельцам, вы вернулись к нам, но теперь ты говоришь своим жрецам одно, а мне — другое. Как мне поступить? Уничтожить землян? Повелеть им уйти? Или позволить им делать то, что хотят, пока от них нет вреда? Ответь мне, дай знать твою волю!
Бог обдумывал ответ так долго, что Питканасу слегка поплохело от страха. Неужели пришельцы действительно сильнее богов? Но Тархунд наконец ответил — хотя голос его звучал слабо и глухо, почти как шепот. «Позволь им делать то, что они хотят, пока от них нет вреда, пока они ведут себя хорошо».
Питканас ткнулся лбом в сырцовый пол: «Слушаю и повинуюсь, мой господин!» — и, не утерпев, осмелился задать еще один вопрос:
— О повелитель, как может быть, чтобы земляне не слышали голоса своих богов?
Тархунд заговорил снова, но на этот раз так тихо, что король вообще ничего не разобрал. Глаза его наполнились слезами. Он спросил: «Верно ли то, что говорил Радус-Пижама — что на всех на них лежит проклятие?»
— Нет! — на этот раз ответ был быстрым, ясным и громким. — Те, что прокляты, творят зло. Земляне — нет. Прикажи Радус-Пижаме судить их по их делам.
