(Алексрома) Ромаданов - маргаритА и мастеР
- Тебе не холодно? - прошептал я.
- Не отвлекай, - деловито сказала она и добавила, стал щекотать волосами на груди соски.
- Тут это, у меня нечем щекотать...
- Найди что-нибудь.
Я нашел.
- Засунул мне пальцы левой руки в промежность.
Изогнувшись, я засунул.
- Пошевелил ими.
Я подергался, изобразив шевеление.
- Попросил меня ругаться матом.
- Ругайся матом, - дрожащим голосом сказал я как в полусне.
- Я этого не люблю, - с традиционным спокойствием ответила она, - Укусил в шею.
- Да как я укушу, у меня голова в полуметре?
- Укусил в шею.
Я укусил в шею.
- Ой, мне же больно! Закинул мои ноги себе на плечи.
Я закинул.
- Положил свои ноги рядом с моей головой.
"Я вроде носки менял когда-то", - подумал я и смело переложил ноги.
- Спросил, хорошо ли мне.
- Тебе хорошо?
- Очень. Накрыл обеими руками мне обе груди.
Я накрыл.
- Сел по-турецки.
Это как?
- Сел по турецки.
Я сел. По-турецки сел. Кальян мне, кальян!
- Просунул мне колено между ног...
Я просунул ей колено между ног.
- Теперь второе...
Я просунул второе колено.
- Уперся в лобок...
Я уперся в лобок.
- Вошел в меня...
Я вошел в нее.
- Глубже... Нет, не так глубоко, не сразу... Постепенно... Еще глубже... Еще... Еще на сантиметр... Теперь обратно... Теперь вперед и до конца... Обратно... Вперед... Быстрее... Еще быстрее... Еще... Еще... Е-ще... А-а... О-о... а-а... Так, да! Давай! Давай!!! Сильнее! А-а-а!!!
Я напрягся... Мне еще не приходилось слышать столь оживленного монолога: из всех моих женщин с первого раза легкого стона было не выдавить, не то что такого нескромного ора. Опьяненный сладостными звуками и теплой влажной плотью, я резко двинулся в ее просторы и провалился в бездну...
6. Ой, витту!
Провалился я не в бездну наслаждений, а в самую обыкновенную черную дыру.... Обыкновенную?! Может ли феномен быть обыкновенным? Но все было очень обыденно и правдоподобно: на том месте, где у нормальных женщин "витту"... Это мое любимое финское матерное слово, меня ему научил Данька, ставший мне после "дуэли" чуть ли не лучшим другом. Он хоть и лезгин, но родился и вырос в Тааллииннее, и свободно ругался на многих языках, включая финский. А мне оно понравилось, я частенько загибал, даже на работе - "иди в витту", "накройся виттой", чем-то до боли родным веяло... Может, я финн?! Я пригляделся: у нее на самом интимном месте зияла бездонная черная дыра, прикрытая сверху густым кучерявым пушком.
"Я сейчас проснусь, - подумал я, - что на работе не привидится, из газет лишь "Правду" и "Спид-Инфо" выписываем. Сейчас, надо ущипнуть себя, а лучше ее, может, у нее все исправится. Нет, чушь... Но все же, за что мне ее ущипнуть?"
- Он меня ущипнул за сосок, - послышался абсолютно спокойный голос "подруги по нарам". Или мне послышалось, что спокойный? Только что она стонала... Это не женщина, это дьявол в юбке... Нет, без юбки!
- За грудь? - задумчиво отозвался я, опять возвращаясь к мысли о том, за что бы мне ущипнуть самого себя, чтобы избавиться от наваждения.
- За сосок он меня ущипнул, - повторила она уже тверже и громче. - Я так ничего не вспомню, ты все делаешь неправильно, у тебя женщины до меня были, вообще?
- Не сомневайся, - не задумываясь, ответил я и стал собираться с мыслями: похоже, это не сон, я голый в камере, с бабой, тоже голой, там глазок, наверное, уже все конторские пялятся в него, если "стукнет" кто, меня попрут за аморалку... Лучше будет, если она заявит об изнасиловании, тогда наверху замнут, чтоб мундир не пятнать. Хуже будет, если ее муженек демократ-правозащитник, захочет, чего доброго, сделать себе имячко на случае растления органами своей добропорядочной жены, образцовой домохозяйки... Стоп, стоп, стоп! - Матьматьмать!!! - закричал я в голос, а про себя опять подумал: "Что у нее между ног???" - Ой, витту...
- Что? - не поняла она.
И тут меня осенило: как же я могу видеть, что у нее между ног, если лежу на ней, и не просто лежу... "Фу-у-у-х... облегченно вздохнул я. - Пригрезилось!" У меня так бывает перед самым оргазмом: вдруг картинки какие-то чудные перед глазами встают. Ничего до такой степени кошмарного, правда, никогда до сей поры не было... Я расслабился и кончил.... Или кончил и расслабился, не помню точно, но наваждение как рукой сняло.
- Ты такой горячий, - сказала мне она, задыхаясь. Просто бешеный какой-то! Зверь, а не мужчина... Я думала, ты меня на две половинки разорвешь!
Только тут я заметил, что с меня ручьями льется пот, а кудри прилипли ко лбу, будто в меде.
- А говорила, что ничего не умею, - мне казалось, что я говорю нежно, но камера отозвалась животным рыком.
- Это я тебя специально подзадоривала, - хитро улыбнулась она.
- Но ты, по-моему, совершенно спокойно лежала, усомнился я в ее искренности.
- Я?! - округлила она глаза. - Да я за этот час кончила энное число раз!!!
- За час?! - не поверил я.
- Ну да! А ты думал, пять минут прошло?! Дурачок ты...
- Теперь-то ты все вспомнила? - спросил я, вспоминая, что все же нахожусь на службе.
- Пока нет, - виновато улыбнулась она. - Помню, стало стыдно. И сейчас стыдно... Перед мужем стыдно. Ой, как стыдно! У меня щеки горят, попробуй.
- Как кипящий чайник, - подтвердил я.
- Мне так стыдно, что не знаю, куда деваться. Хочется что-то сделать.
- Что именно? - насторожился я.
- Сейчас скажу, подожди минутку, давай поговорим немного. Тебя как зовут?
- Мастер, - ответил я. - Михал Степаныч - М.С. "Эм-эс" - мастер спорта. Вот меня Мастером и прозвали. Мне нравится.
- Мастер, - повторила она с моей интонацией и почему-то встревоженно. По ее лобику прошла морщинка раздумия.
Неожиданно она резко вздрогнула, как будто вспомнила что-то страшное. Это был тот самый излюбленный момент следователя, когда подозреваемого можно брать голыми руками. Любой преступник не допроса боится, не заключения, не пыток и даже не казни - больше своего преступления и наказания за него он боится себя!
- Говори! - я ее схватил сзади за шею, как котенка, и заглянул ей в упор в глаза.
То, что я увидел на блестящей пленке ее непроницаемо-черных зрачков, меня сильно озадачило: вспышка озарения, оранжевые искры, черная дуга... и все.
- Трамвай, - пролепетала она.
- Номер! - рявкнул я.
- Аннушка, - покорно ответила она.
- Номер, дура, говори!
- Это номер такой, - посмотрела она на меня с сожалением. - Прости меня, что я такая недотепа. Мне стыдно, что ты со мной так мучаешься...
Я отпустил ее. До меня, наконец, дошло (не такой уж я идиот, как это принято считать среди местных гуманитариев): ей вспомнился трамвай, который отрезал голову Берлиозу. Ну, правильно: Мастер, "Мастер и Маргарита", Чистые пруды, трамвай... Не так все и сложно.
