Максуд Ибрагимбеков - Санто ди Чавес
В этот день "Чаппарель" проиграл с таким счетом, с каким он не проигрывал за все время своего существования.
И так от матча к матчу. Гвидо был вне себя от счастья.
Появились реальные шансы на то, что его команда станет чемпионом.
Нечего и говорить, как счастливы были мы с Евой: мы наконец-то смогли пожениться и пригласили на свадьбу всю команду. О завтрашнем дне думать нам не приходилось - я зарабатывал бешеные деньги. Все шло как будто хорошо.
Правда, я стал чувствовать, как у меня изменились привычки. Теперь по вечерам я любил сидеть дома. Ева сердилась, когда ей хотелось пойти погулять, а мне было лень вылезти из кресла. Хозяин подшучивал надо мной, утверждая, что у меня появляются стариковские привычки Джузеппе.
Теперь я думаю, что в этом была и доля правды.
Джузеппе часто приходил к нам. Мы привыкли к старику.
Джузеппе иногда говорил, что, наконец, и у него появилась семья.
Единственное, что омрачало все, - это здоровье Джузеппе.
Старик за последнее время здорово сдал. Теперь хозяин перед каждым матчем давал ему что-нибудь возбуждающее. Джузеппе не выдерживал напряжения целого матча.
Мои дела шли блестяще. Я не буду рассказывать об этом.
О Санто ди Чавесе, лучшем футболисте мира, вы знаете все не хуже меня.
Хозяин за деньги, которые он заработал на мне, купил новый большой дом и оборудовал в нем прекрасную лабораторию.
У меня с Евой в банке рос счет, и мы собирались открыть какое-нибудь дело. Словом, все шло хорошо.
...Это случилось на финальном матче чемпионата. Мы опоздали на стадион. У Джузеппе было плохо с сердцем. Гвидо звонил раз десять - он умолял меня поторопиться: уже начался первый тайм. Джузеппе лежал на кушетке. У него были серые от боли губы. Наши взгляды встретились. Он улыбнулся мне: "Все будет хорошо, мальчик".
Хозяин наклонился над ним.
- Может быть, как-нибудь доедем до стадиона, Дзужеппе, - просительно сказал он. - Сегодня финальный матч.
Пульс уже выравнивается.
Мы приехали к началу второго тайма.
Наша команда проигрывала. Гвидо трясущимися руками помог мне переодеться. Я вышел на поле.
В этот день Джузеппе превзошел себя. Я играл так, как не играл никогда в жизни. После второго гола в ворота "Броксов" зрители вскочили на ноги. Говорят, рев болельщиков был слышен за много миль от стадиона!
А я не останавливался. Я повел мяч между двух защитников "Броксов" и с угла штрафной площадки загнал третий мяч под перекладину.
И вдруг я почувствовал такую тоску... Господи, до сих пор сжимается сердце, когда я вспоминаю об этом. Я весь как-то сразу обмяк и, кажется, сразу догадался, в чем дело.
Я посмотрел на трибуны. Вокруг того места, где обычно сидели хозяин с Джузеппе, столпились люди, они загораживали от меня Джузеппе, но я знал, что, когда они разойдутся, я не увижу его больше.
Этот матч я кое-как доиграл. Мы стали чемпионами.
На следующий день газеты, захлебываясь от восторга, описывали подробности матча, расписывали подвиги Санто ди Чавеса, вырвавшего победу у "Броксов", а в конце там была и такая фраза: "О напряженности матча свидетельствует и то, что один зритель умер прямо на трибуне от разрыва сердца, не перенеся огорчения после третьего гола в ворота "Броксов".
На похоронах Джузеппе плакала только Ева. Я стоял и думал, и одна мысль не давала мне покоя...
Я пришел к хозяину. Он стоял в своей лаборатории.
Я спросил его, сколько бы прожил еще Дзкузеппе, если бы ему не приходилось "играть" за меня.
- Еще бы лет десять-пятнадцать,- равнодушно сказал хозяин. - Это напряжение ему дорого обошлось. Но ты не огорчайся, мальчик. Жизнь есть жизнь, как говорят французы. В конце концов у Джузеппе ничего не было хорошего впереди. А ты не огорчайся, мы тебе найдем другого знаменитого безработного футболиста.
- И убьем и его, так же как убили Джузеппе?
Он удивленно посмотрел на меня.
- Мне не нравится твой тон!
Я его не ударил.
Я только стукнул ногой по клетке с крысами, которые сидели, притихнув, и как будто прислушивались к разговору.
Клетка перевернулась, а я, не оборачиваясь, ушел. Больше хозяина я не видел.
Мы с Евой решили уехать. Еве почему-то захотелось в Австралию, не знаю почему, а мне все равно куда ехать.
Вот и все.
За столом воцарилась тишина.
- Интересно, - сказал моряк, - Здорово. Значит, вы больше не будете играть в футбол.
- Нет, - сказал Чавес. - Не буду. Тогда я понял раз и навсегда, что я не крыса, а человек, хоть и надо мной можно делать опыты.
- А вы уверены, - сказал моряк, - что никогда не пожалеете об этом?
- Я жалею об этом все время, - резко сказал Чавес, - стоит мне только вспомнить Джузеппе.
- Что вы будете делать в Австралии? - спросил болезненный молодой человек.
- Деньги у нас есть, купим какое-нибудь дело...
Покерист хотел что-то спросить, но раздумал. Он нерешительно вертел в руках колоду карт.
В салон вошла красивая молодая женщина.
- Санто, - она остановилась у стола, - извини, я думала, ты заблудился и никак не можешь отыскать нашу каюту.
- Спокойной ночи, - Санто встал. - Завтра еще поиграем в покер?
- Нет, - сказал моряк. - Увольте. С вами играть неинтересно. Просто поговорим.
Санто взял жену под руку и вышел из салона.
- Красивая пара, - сказал им вслед, ни к кому не обращаясь, болезненный молодой человек.
Ему никто не ответил.
Пароход пришел в Сидней рано утром. Проталкиваясь сквозь толпу пассажиров, стоявшую перед сходнями, к Чавесу подошел покерист.
- Простите. На одну минуту.
Чавес отошел от Евы.
- Послушайте, - покерист оглянулся по сторонам, - вы мне не дадите адрес?
- Какой адрес? - удивился Чавес.
- Того, вашего хозяина.
Чавес несколько мгновений, как будто изучая, смотрел в его лицо, потом медленно по слогам назвал адрес и фамилию.
- Запомнили?
- Да, - сказал покерист. - Спасибо.
Чавес не заметил протянутой руки. Он заторопился к Еве.
Пассажиры сошли на берег.
