Лион де Камп - Экзальтированный
– Не думаю, – сказал Джонни. – Он никому не вредит. Только шутит.
Несколько секунд капитан размышлял, не стоит ли позвонить в отделение и вызвать усиленный наряд, но мысль о славе, которой он покроет себя, в одиночку одолев опасного маньяка, оказалась слишком соблазнительной.
– Как же мы попадем внутрь, – сказал он, – если он может сделать все таким скользким?
Они задумались. Потом Джонни сказал:
– Можете вы рраздобыть одну иж дерревяшек с ррежиновой чашшкой на конце?
Капитан нахмурился. Джонни продемонстрировал нужные движения. Инглхарт просиял.
– А, ты имел в виду лучшего друга сантехника! Конечно. Ждите, я скоро. Попробуйте раздобыть ключ от входной двери.
Цитадель, в которой укрылся Мэтьюэн, штурмовали на четвереньках. Ползший в авангарде капитан прижал вантуз к нижней ступеньке крыльца. Если Мэтьюэн и смог уничтожить трение, то избавиться от атмосферного давления ему было не по силам. Резиновая чашка присасывалась, и полисмен подтягивал за собой Инглхарта и Джонни. Так, ступенька за ступенькой, они карабкались вверх. Наконец капитан намертво присосался к двери и втащил их всех за собой. Затем он вцепился в дверную ручку и открыл дверь ключом, одолженным у доктора Кука.
Возле окна стоял Мэтьюэн, скрючившись за аппаратом, похожим на теодолит. Он направил его в их сторону и что-то подкрутил. Капитан и Инглхарт, почувствовав, что к их ногам вернулось сцепление с полом, приготовились прыгнуть, но тут Мэтьюэн включил аппарат, и они полетели кувырком.
Оставшийся возле двери Джонни быстро нашел решение. Он лег, уперся ногами в дверную раму и оттолкнулся. Его тело мелькнуло по скользкому полу и обрушилось на Мэтьюэна и его аппарат.
Профессор прекратил сопротивление. Казалось, что все случившееся его лишь позабавило, несмотря на растущую на лбу шишку.
– Ну и настырные вы парни, – сказал он. – Кажется, вы собираетесь-таки засадить меня в сумасшедший дом. А я-то думал, что ты и ты, – он указал на Инглхарта и Джонни, – мои друзья. Впрочем, это все равно.
– Что вы сделали с моими штанами? – прорычал капитан.
– Да ничего особенного. Просто мой телелубрикатор нейтрализует межатомные связи на поверхности любого твердого тела, на которое падает его луч. Поэтому поверхность на глубину нескольких молекул переходит в состояние переохлажденной жидкости и остается такой, пока на ней сфокусирован луч. А раз предмет по поверхности переходит в жидкость, то возникает прекрасная смазка.
– Но мои брюки...
– Состояли из ниток, которые удерживались вместе силами трения, разве не так? У меня много изобретений вроде этого. Например, мой тихоговоритель и объемный проектор способны...
– Так вот как вы устроили фальшивый пожар и то чудище, что насмерть перепугало всех за обедом? – прервал его Инглхарт. – С помощью объемного проектора?
– Да, конечно. Точнее, потребовались два проектора, расставленные под нужным углом, и фонограф с усилителем для звукового эффекта. Отлично вышло, а?
– Но зачем, – взвыл Джонни, – ЗАЧЕМ вы это сделали? Хотите погубить швою каррьерру?
Мэтьюэн пожал плечами.
– Да кому она нужна? Чепуха, все чепуха. Ты бы понял, Джонни, будь ты в моем... э-э... положении. А теперь, джентльмены, куда вы собираетесь меня отправить? Где бы я ни оказался, я и там найду, чем поразвлечься.
Доктор Уэнделл Кук посетил Мэтьюэна на следующий день после его заключения в Нью-Хевенский госпиталь. В разговоре Мэтьюэн произвел впечатление вполне нормального человека и охотно признал, что все шутки – его рук дело. Он объяснил:
– Я окрасил ваши с Далримплом лица при помощи мощного игольчатого распылителя. Я его сам изобрел, восхитительная штучка. Умещается в ладони, а форсунка сделана в виде кольца, надеваемого на палец. Другим пальцем можно регулировать количество ацетона, подмешиваемого к воде с краской, это изменяет поверхностное натяжение раствора, а тем самым и положение точки, в которой струя разобьется на мельчайшие капельки. Я сделал так, чтобы струя распылялась перед самым вашим лицом. Ну и видик был у вас, Кук, особенно когда вы поняли, что у вас не все в порядке. Вы выглядели почти так же смешно, как и в тот день, когда я подменил ваши галоши своими с нарисованными ступнями. Знаете, вы всегда были надутым ослом.
Кук надул щеки и сдержался. В конце концов, этот бедняга – сумасшедший, а абсурдные выпады насчет Кука это лишь подтверждают.
– Завтра вечером Далримпл уезжает, – печально произнес Кук. – Он был весьма разозлен эпизодом с краской, а когда узнал, что вы теперь под наблюдением психиатров, то сказал, что ему здесь больше не для чего оставаться. Боюсь, что пожертвования нам не дождаться. До тех пор, пока вы не соберетесь и не расскажете, что с вами случилось и как вас вылечить.
Мэтьюэн рассмеялся.
– Соберусь? Уверяю вас, я сейчас целее, чем за всю свою жизнь. Я скажу, что со мной произошло, раз уж вы интересуетесь. Я ввел себе собственный препарат. Что же касается лечения, то я все равно бы ничего не сказал, даже если бы знал. Ни на что не променяю свое нынешнее состояние. Наконец-то я понял, что все на свете – ерунда, включая пожертвования. Теперь обо мне будут заботиться, а я займусь тем, что стану развлекаться так, как мне нравится.
Джонни весь день вертелся возле офиса Кука и перехватил президента, когда тот возвращался из госпиталя.
Кук рассказал Джонни обо всем и добавил:
– Кажется, он совершенно неспособен отвечать за свои действия. Надо будет связаться с его сыном и оформить его опекуном. А заодно решить что-нибудь насчет тебя, Джонни.
Джонни очень не понравилось это «что-нибудь». Он знал, что с точки зрения закона он всего лишь прирученное дикое животное. То, что им чисто номинально владел Мэтьюэн, было его единственной защитой от любого, кому придет в голову застрелить его в охотничий сезон. К тому же он недолюбливал Ральфа Мэтьюэна. Ральф был весьма посредственным школьным учителем, и не обладал ни научной проницательностью своего отца, ни его своеобразным юмором. Попади Джонни в его руки, тот в лучшем случае отправил бы его в зоопарк.
Он положил лапы на стол мисс Прескотт и спросил:
– Эй, кррасавица, не позвонишь ли Бррюшу Ингррхаррту из «Куррьерра»?
– Джонни, – отозвалась секретарша президента, – ты становишься все нахальнее с каждым днем.
– Дуррное влияние штудентов. Так пожвонишь Бррюшу, пррелешть моя?
Мисс Прескотт, которую вряд ли можно было назвать чей-то прелестью, набрала номер.
Когда Брюс Игнлхарт приехал в особняк Фелпса, он застал Джонни в ванной комнате. Джонни стоял под душем и извергал из себя душераздирающие звуки.
