Реймонд Чандлер - Искатель. 1990. Выпуск №5
Наконец он взялся за одно из четырех колес, выбора все равно не было, придется попробовать открыть замок и на практике убедиться, есть ли там сигнализация. Постепенно наращивая усилия, он попытался повернуть колесо, но оно не поддавалось. Только теперь он догадался взглянуть на окошечко под ним и увидел большой, круглый ноль. В остальных окошечках темнели двойка, восьмерка, тройка, но счетчик колеса, которое он пытался повернуть, стоял на нуле. Возможно, там есть ограничитель. Он попробовал повернуть колесо в противоположную сторону и сразу же почувствовал, как оно поддалось. Громкий металлический щелчок за дверью заставил его вздрогнуть, но ничего больше не произошло, зато в окошечке, где только что виднелся ноль, появилась единица. Теперь он довольно быстро установил, что колесо вращалось в одну сторону до тех пор, пока в окошке не появлялась девятка или ноль. Нужную комбинацию из четырех колес при девяти цифрах в каждом он может не найти до конца жизни. Оставалась последняя надежда. Каждый из механизмов настроен на определенную цифру, и в момент ее появления должно происходить какое-то включение, скорее всего механическое. Соответствующий штифт входит в предназначенный ему зазор, и этот процесс должен сопровождаться звуком, конечно, неуловимым для простого человеческого уха, но у него был универсальный анализатор... Вряд ли через такую толщину плиты он что-нибудь различит, однако, если присоединить его непосредственно к металлу, вибрация может дойти до датчика... Сняв браслет и плотно примотав его к одной из спиц, Кленов повторил операцию поворота от нуля до девятки. Несколько секунд приборчик задумчиво гудел, словно решал невероятно сложную задачу. Наконец в окошечке появилась мигающая цифра «восемь». «Сомневаешься? Я тоже сомневаюсь... И все же придется попробовать».
Последовательно проделав то же самое со всеми колесами, он получил предположительный код замка: 2830 и установил все колеса в нужное положение. Ничего не произошло. Следовало еще нажать расположенную ниже защелку-ручку, и вот тогда-то, если прибор ошибся и он неправильно набрал код, наверняка включится вся охранная автоматика. Поэтому он не очень спешил с этим последним движением. Мерцание цифр в окошечке сигнализатора говорило о том, что вероятность ошибки очень велика.
Кленов снял браслет и совсем уж было решился нажать защелку, как вдруг ему в голову пришла мысль, что код может быть не цифровым, цифры могли обозначать порядок букв в алфавите, и тогда у него получится слово из четырех букв, причем не из всяких, а только из первых десяти, если ноль считать тоже. Кстати, непонятно, где его ставить, впереди или в конце алфавитного ряда? Наверное, все же впереди. Если все так, то у него получится: «Вига». Слово ему не понравилось своей неопределенностью. Если в замке действительно заложен буквенный код, он должен получиться осмысленным, легко запоминающимся, он в этом почти не сомневался, иначе буквенный набор получился бы совсем хаотичным.
Скорее всего анализатор ошибся в какой-то одной-единствен-ной букве. Он попробовал разные варианты, заменяя последовательно каждую из букв полученного набора. Созвучия вязли на зубах, какие-то «дика», «кига», «фига» — все это было не то, совсем не то... И вдруг, как выстрел, у него в ушах прозвучало слово «виза». «Виза» — древнее слово, обозначавшее право перейти границу.,. Больше он не раздумывал, лишь заменил в окошке третьего слева колеса тройку на семерку и сразу же, не давая себе времени опомниться, нажал защелку. Дверь сама поехала в сторону, словно только и ждала этого простого, завершающего все его мучительные манипуляции движения. Кленов сразу же ощутил встречный ток спертого воздуха. Внутреннее давление было выше, и не зря на входе установили двойную дверь. Кленов поспешно захлопнул ее за собой.
Он стоял у входа в огромный, длинный зал, совершенно пустой, если не считать небольшого стола слева от входа. Фронтальная стена, плохо освещенная, казалась непропорционально высокой, с нее спускались до самого пола серые драпировки, совершенно неуместные в этом просторном зале с высоким потолком и отсвечивающим драгоценным деревом паркетным полом, покрытым, правда, толстым слоем пыли. Из-за полного отсутствия мебели и этой, вековой пыли зал производил впечатление заброшенности.
Но не станут же прятать за такими дверьми с секретным засовом никому не нужный пустой зал... Что-то здесь должно быть или было — тут же поправил он себя, стараясь сдержать разочарование.
Медленно, ни на что уже не надеясь и не заботясь о следах, таких отчетливых, словно он шел по снежному полю, Кленов пересек зал.
Его шаги гулко отдавались под сводами. Он пересек зал и остановился перед стеной, затянутой драпировками.
Их было сорок или пятьдесят. Каждая со своим отдельным шнурком, позволявшим отвести в сторону любую из штор, не трогая остальных. Что там, за ними — старые фрески? Он не интересовался живописью. И ни на что уже не надеясь, медленно потянул за первый попавшийся шнурок.
В неглубокой нише виднелась картина. Ему захотелось повернуться и уйти. Возможно, он так бы и сделал, но свет под потолком стал ярче.
Наверно, автомат, регулирующий освещение, реагировал на движение драпировок. Теперь он отчетливо видел картину.
На ней была изображена обнаженная женщина в полный рост, в натуральную величину. Картина производила неприятное, неэстетичное, совершенно не вяжущееся со стройным силуэтом женской фигуры впечатление. Он не сразу осознал, в чем причина этого, его внимание отвлекли круглые металлические заклепки, столь неуместные на светлой, почти живой коже изображения. Их было штук пятнадцать, разбросанных, казалось, без всякого порядка по всей картине, и от каждого металлического кружочка уходила в сторону тоненькая, едва заметная паутинка провода.
Вначале провода показались ему нарисованными, но, подойдя ближе, он понял, что они настоящие, и это поразило его больше всего. Заклепки тоже отсвечивали натуральным металлом. Кленов попытался дотянуться до одной из них, но картина висела слишком высоко. Изображение не имело ни рамки, ни фона, словно кто-то наклеил переводную картинку на пустую голую стену. Теперь он понял, в чем заключалась режущая глаз диспропорция в изображении. Собственно, это была не картина, а абсолютно точная геометрическая проекция человеческого тела на плоскость, передающая каждую мелочь — вот только все оказалось в непривычных местах, не там, где нарисовал бы это художник, всегда стремящийся сохранить на своей картине ощущение объема и жизни. Лицо женщины, бледное, без кровинки, с синевой под глазами и плотно сомкнутыми веками, еще больше усиливало жуткое, мертвящее впечатление. Кленов протянул руку и задернул штору. Несколько минут он стоял неподвижно, тупо уставившись на ее серые, похожие на саван складки.
