Джон Варли - Титан (другой перевод)
ВСЕ, КОНЕЦ
Сирокко треснула кулаком по кнопке КОДИРОВАНИЕ, затем ПЕРЕДАЧА — и устало откинулась на спинку кресла. Потерла слипающиеся глаза. Надо же — считанные дни назад тут нечем было заняться. А теперь житья нет от позиционных проверок и подготовки «Укротителя» к выходу на орбиту.
Жизнь резко переменилась — и все из-за тех шести жалких точечек в телескопе у Габи. Исследование других спутников Сатурна потеряло всякий смысл. Все уже настроились на скорое рандеву с Фемидой.
Сирокко вызвала на экран перечень неотложных работ, затем график дежурств — и увидела, что он снова переменился. Срочно нужно подключаться на выходе к Апрель и Кельвину. Она поспешила к шлюзу.
Скафандр был нескладным и тесным. Внутри негромко шипела рация. Пахло в скафандре самой Сирокко, а еще — больничным пластиком и свежим кислородом.
"Укротитель" представлял собой продолговатую конструкцию из двух основных секций, соединенных полой трубкой трех метров в поперечнике и около сотни в длину. Конструкционной поддержкой трубке служили три составные фермы, расположенные снаружи, каждая из которых передавала силу тяги одного двигателя жилому комплексу, водруженному на верхний конец трубки.
На другом ее конце размещались двигатели и блок съемных топливных баков, скрытые от наблюдателя из жилого комплекса за широкой пластиной противорадиационного щита, что окольцовывал середину трубки подобно кружку от крыс на якорной цепи океанского судна. Находиться по ту сторону щита было крайне пагубно для здоровья.
Жилой комплекс включал в себя научно-исследовательский отсек, командный отсек и карусель.
Управление, естественно, располагалось спереди — и командный отсек смотрелся конической шишкой на здоровенной банке из-под кофе, которую напоминал НИСОТ. Иллюминаторов на корабле было немного, причем скорее по традиции, чем из практических соображений.
Научно-исследовательский отсек едва проглядывал за дремучим лесом всевозможной аппаратуры. Выше всех торчала дальнобойная антенна, водруженная на конец длиннющего стержня и наведенная на Землю. Были там две радарные тарелки и пять телескопов, в том числе и 120-сантиметровый ньютоновский — любимое детище Габи.
Сразу за НИСОТом находилась карусель — белое маховое колесо порядочной толщины. Карусель на четырех спицах медленно вращалась вокруг остального корабля.
К центральной штанге крепилась всякая всячина, включая гидропонические цилиндры и несколько деталей спускаемого аппарата: жилой комплекс, тягач, две спусковые ступени и двигатель подъема.
Спускаемый аппарат предназначался для исследования спутников Сатурна, в особенности — Япета и Реи. После Титана — который имел атмосферу и для работы на нем этой экспедиции, следовательно, не годился — самым интересным объектом в окрестностях Сатурна оставался Япет. До 1980 года Япет был существенно ярче в одном полушарии, но за следующие двадцать лет переменился так, что его альбедо почти пришло в норму. Две впадины на кривой яркости теперь получались на противоположных точках его орбиты. Спускаемый аппарат как раз и должен был выяснить, в чем там дело.
Но теперь планы исследования Япета полетели в мусорную корзину перед лицом вещи куда более заманчивой — загадочного объекта под названием Фемида.
Вообще говоря, «Укротитель» порядком напоминал другой звездолет: вымышленный «Пионер», исследовательскую ракету к Юпитеру из знаменитого фильма "2001: Космическая Одиссея". И неудивительно. Оба корабля были предназначены примерно для одних целей. Существенная разница состояла лишь в том, что один из них летал только на кинопленке. Теперь Сирокко предстояло выйти в открытый космос, чтобы снять последние панели солнечных отражателей, что опоясывали весь жилой комплекс «Укротителя». Как избавиться от излишков тепла — одна из главных проблем любого космического корабля. «Укротитель», однако, уже так удалился от Солнца, что теперь не грех было впитать столько тепла, сколько получится.
Зацепив страховочный конец за трубопровод, что шел от ступицы карусели к переходному шлюзу, Сирокко развернулась лицом к одной из последних панелей — серебристому квадрату метр на метр, слепленному на манер сандвича из двух кусков тонкой фольги. Потом ткнула в первый попавшийся угол отверткой. Найдя углубление, инструмент защелкал. Противовес завращался. Прежде чем отвинченный болт успел улизнуть в космос, отвертка ловко его заглотила.
Еще три аналогичные процедуры — и панель стала отплывать от вскрывшегося под ней слоя противометеоритного пенопласта. Ухватив беглянку, Сирокко повернула ее под свет солнца и по личной инициативе провела беглый осмотр. Три крошечные блестки отмечали те места, где панели досталось от крупиц метеоритной пыли.
Форму панели поддерживала идущая по ее контуру проволока. Гнулась эта проволока легче легкого. Сложенную впятеро панель Сирокко без труда разместила в набедренном кармане скафандра. Потом, аккуратно застегнув клапан, двинулась к следующей.
* * *Времени постоянно было в обрез. При каждом удобном случае члены команды старались совместить два занятия. И вот, под конец рабочего дня, мирно лежащую на своей койке Сирокко обрабатывали сразу Кельвин и Габи. Кельвин приставал с еженедельным медосмотром, а Габи совала под нос последний снимок Фемиды. В каюте плюнуть было некуда.
— Это не фотография, — объясняла Габи. — Это компьютерная экстраполяция. Теоретический образ. Причем в инфракрасном диапазоне. Так нагляднее.
Сирокко приподнялась не локте, стараясь не смахнуть ни один из кельвиновских электродов. Потом рассеянно зажевала кончик термометра, но вскоре, поймав возмущенный взгляд Кельвина, прекратила.
На картинке изображалось толстое колесо от телеги, окруженное ярко-красными, широкими в основании треугольниками. Шесть красных зон было и внутри колеса, но те были поменьше и четырехугольные.
— Наружные треугольники самые горячие зоны, — сказала Габи. Я так полагаю, они входят в систему температурного контроля. Либо впитывают солнечное тепло, либо выпускают излишек.
— Хьюстон уже так и прикинул, — заметила Сирокко. И тут же бросила взгляд на телекамеру под самым потолком. Наземный контроль постоянно их отслеживал. И всякий раз, как там кто-то чего-то рожал, Сирокко через считанные часы извещали — даже если ради этого приходилось ее будить.
Аналогия с колесом была абсолютно точной, если не считать не то нагревательных, не то охладительных плавников, на которые только что указала Габи. В центре находилась ступица, а в ней — дырка, куда, будь Фемида и впрямь колесом от телеги, можно было бы вставить ось. Из ступицы лучами расходились шесть толстых спиц, которые, прежде чем соединиться с ободом колеса, постепенно расширялись. Между каждой парой спиц располагалась одна из светлых четырехугольных зон.
