Брайан Олдисс - Галактики как песчинки
Схватив патронташ, землянин выскочил из хижины и — замер. По пирсу, явно двигаясь в его направлении, шёл Чан Хва.
Ну конечно же! Они сообразили, что случилось, когда сгорел предохранительный контур, и вычислили его, Милтона, местонахождение.
Они спешат к нему.
Стиснув зубы, Милтон поднял ружьё и прицелился.
Чан Хва остановился как вкопанный.
— Не стреляй! — крикнул он на языке Солита. — Флойд Милтон, выслушай меня, пожалуйста. Я не враг тебе. Ты ничего не понял. Сразу видно, что тебе рассказали не так много, как мне.
— Я ничего не хочу слушать! — прокричал Милтон.
Кровь молоточками стучала в висках. В красном мареве ночи он различил движущиеся фигуры; они идут, чтобы схватить его…
— Послушай меня, Милтон! Не стреляй, пожалуйста! Эти люди спасли нас, животных, растения, потому что эта война — там, на Земле, все уничтожит. Разве ты не понимаешь, Милтон? Солитяне — наши…
Дикий крик Милтона прервал его. По пляжу, заросшему кактусами, приближалась толпа. Она уже достигла пирса. Некоторые находились совсем близко. Они звали его по имени. Он нажал на курок. И сразу же раздался звук попавшего в цель заряда.
Все померкло, погрузившись в серую мглу.
Директор долго сидел в кабине управления со сжатыми до боли кулаками. Его до того потряс сон Флойда Милтона, что он почти физически ощутил удар гарпуна.
Когда оцепенение прошло, он резко вскочил, пытаясь настроиться на свой собственный мир. Что-то прервало сон Милтона; он не мог так резко оборваться. Едва сдерживая злость, Директор сорвал шлем и, набрав номер Главного Оперативного Сектора мечтальника, потребовал выяснить, что случилось.
— Крыло Мечтальника № 5, откуда вы говорите, — чётко выговаривал слова робот, — пострадало от прямого попадания снаряда с кобальтовой боеголовкой. Все перекрытия в норме, а аварийная команда уже приступила к ликвидации последствий.
Взглянув через стекло кабины управления в отсек, Директор увидел, что длинный ряд спящих беспокойно шевелится; человека два уже сидело. Казалось, что какое-то чудовище рушит все на своём пути, наступая лапой на их волшебные видения. Вскоре они все в панике проснутся, а это необходимо предотвратить.
Директор снова связался с Сектором:
— Введите тройную дозу обыкновенного снотворного во все кабели питания в этом крыле. Быстро!
Это заставит заснуть их, как спящих красавиц, а небольшая порция головной боли прибавит краски их снам, когда восстановятся контуры отключения.
Но для одного из них необходимо сделать исключение. Директор поспешил к лежащему ничком Флойду Милтону. Резким движением сорвал двойной кабель, серебряный и пластиковый, подключённый к груди спящего. Осторожно снял шлем.
— Флойд! — позвал он. — Флойд Милтон! Проснись!
Глаза Милтона, похожие на безжизненный океан — угрюмый и серый, открылись.
— Я твой друг, — прошептал Директор, сомневаясь, что Милтон слышит его. — Теперь мне ясно, почему ты пришёл сюда. И я знаю, что ты — слишком хорош для того, чтобы растрачивать свою жизнь, как это делают слизняки, окружающие тебя. Ты справишься с тем, что сделал! Ты сможешь! Такие люди, как ты, нужны наверху!
— Я — убийца! — простонал Милтон.
Он резко встал.
— Боже, что я наделал…
— Я знаю, что ты сделал, — сказал Директор. — Я видел твои сны. Ты не должен называть это убийством. Иначе ты не смог бы выбраться оттуда.
Милтон тупо уставился на Директора.
— Солитяне доставили тебя на портматтере, сделав спецвылет, — напомнил ему Директор. — Мне так сказали, когда привели тебя сюда. Это означает, что они не обвиняют тебя; совершив убийство, ты доказал, что удерживать тебя на Солите, против твоей воли, — незаконно. Поэтому они отправили тебя домой.
— Вы — сумасшедший! — заорал Милтон.
Наконец-то сознание полностью вернулось к нему.
— Они не “отправили меня домой”. Они сослали меня! Они больше не хотели терпеть меня. Разве вы не понимаете?! Они восстали против меня. Они увидели, что я — дикарь и что самое лучшее для меня — вернуться и умереть в моем мире дикарей. Это их гуманный способ расправы с убийцами.
— Но Чан Хва, ведь он же твой враг! — контратаковал Директор. — Когда ты убил его на пирсе…
То ли стон, то ли рык вырвался из груди Милтона. Он закрыл лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Я убил не Чан Хва! — кричал он. — Я убил Амаду — свою жену…
Неожиданно страшная эта сцена всплыла у наго перед глазами.
Вот Амада бежит по пирсу в багряной ночи. Она пыталась вырвать ружьё из его рук, стараясь защитить Чан Хва, когда Милтон угрожал застрелить его. И именно ревность, дикая ревность, нажала его пальцем на курок.
Мощный удар отбросил Амаду, и она упала с края пирса в море. Дико завизжала катушка ружья, выпустив весь запас шнура.
Вновь вспомнив все, Милтон жалобно заскулил.
Директор беспомощно стоял над ним, положив руку на плечо.
И уже не во сне, а наяву послышались разрывы. Правительства обещали, что эта война — сражение до конца — в основном будет вестись на безжизненной территории Луны; не впервые правительства лгали. Но именно сейчас вселенская трагедия казалась ничтожной по сравнению с личной драмой Флойда Милтона.
— Ты так и не выяснил, где находится Солит. Поэтому она — вне досягаемости, — печально произнёс Директор. — Многих бы это заинтересовало.
Милтон мрачно посмотрел на него.
— А ведь мне известно, где она, — усмехнувшись, сказал он. — Я это случайно узнал, когда возвращался домой. Они дали мне техническое руководство по портматтерам, чтобы хоть как-то занять. Я был слишком подавлен, чтобы вникать в суть. Но одно предложение, которое я прочитал, застряло в башке. “Перемещение портматтеров возможно только там, где существует эффективное воздействие на передающую массу фактора гравитации…” или что-то в этом роде.
— Извини, но я ни черта не понял, — пожал плечами Директор.
— Существует только одно объяснение, — пропустив его замечание мимо ушей, продолжал Милтон. — Портматтеры не могут перемещаться между планетами, где гравитационное притяжение мало. Поэтому мы видим, что кроваво-красная луна взорвалась атомными всплесками. Вы знали, что это — наша Луна,. Когда я все сопоставил, то понял, понял все: Солит — это то, что мы по-английски называем Землёй. Что солитяне — это земляне, то лее самое, что и мы, Что моя дорогая Амада — если бы я только знал раньше — вовсе не чужая…
Директор побледнел. Хрипло, как только что Милтон, застонал.
— Если все это так, и они — не пришельцы из Космоса, ты хочешь сказать, что они вернулись из времени!
Милтон кивнул.
— Пятнадцать тысяч лет.