Джеймс Блэйлок - «Если», 2002 № 09
«Вот и все», — произнес он вслух и выпил вино за Клеопатру. Он подавился, его чуть не вырвало от уксусного привкуса испорченного вина, и он понял, что уже пьян, как сапожник, жемчужный напиток ударил ему в голову. Но зато богат, как лорд, подумал он, держась за верстак. Он весело смеялся над собственной остротой, прикрыв рот рукой, пока наконец не остановился. В наступившей тишине он услышал, как его смех отдается эхом где-то далеко, но слышится позади него так явственно, что он повернулся к окну, где увидел какое-то лицо, глядевшее на него.
У него вырвался хриплый крик, он наклонился вперед, едва не опрокинув жемчужины. Мейсон медленно повернулся к окну: это явно было его собственное лицо, которое он видел в зеркале в кухне, но еще более деформированное, бледное и грязное — старое стекло, несомненно, искажало отражение. Многолетняя пыль придавала Мейсону смертельную бледность при слабом свете лампочки.
Он жадно схватил банку с жемчужинами и прижал к себе, так что в стекле она отразилась рядом с его лицом, которое улыбалось ему в ответ с непередаваемым удовлетворением, в то время как сам он кивал головой. «Огромный куш», — сказал он вслух. Слова отдавали уксусным привкусом растворенной в вине жемчужины, а затем, как недавно смех, он услышал свою фразу, повторенную искаженным свистящим шепотом. В его ушах звучал этот шепот, а жемчужины в банке светились переливчатым светом.
Он взглянул на часы — около пяти. Уже через час он окажется во власти Пегги, и день больше не будет принадлежать ему. «Я не хочу быть неучтивым, — сказал он, театрально подмигнув отражению, — но мне надо кое с чем поспешить».
«Поспеши…» — повторило отражение, и он снова спрятал жемчужины в ящик и зашагал к двери, чувствуя, что надо торопиться, а затем направился прямо на улицу.
Он провел целый час, просто бродя по тротуару, заглядывая под кусты, переворачивая упавшие листья и клочки бумаги, заглядывая в мусорные баки у задних дворов; поиски завели его в неисследованные места. Хотя он был полон ожидания, ничто вокруг не отозвалось. Что-то присутствовало, когда он нашел десятицентовики и жемчужины — что-то привлекало его внимание, что-то призывало его, — но к концу часа, когда ему пришлось повернуть к дому, безмолвный мир, казалось, был безнадежен, и, входя в дом, он с трудом выжал из себя улыбку.
— Давай закажем обед на дом в китайском ресторане и никуда не пойдем, — сказал он Пегги, когда оба они оказались в кухне. — И возьмем напрокат кассету. — Он старался выглядеть спокойным, хотя был вне себя, сгорая от желания снова оказаться на улице. — День был долгий. Меньше всего мне хочется выходить снова.
— Согласна, — весело ответила Пегги.
Он взял когда-то принесенное из ресторанчика меню, которое лежало на холодильнике.
— Цыпленок кунь-пао? — спросил он, взглянув в окно. Спускались сумерки. Минут через десять настанет вечер. В темноте, раздумывал он, ему бы никогда не увидеть ни десятицентовиков, ни жемчужин, даже если бы они взывали к нему.
— Суп вон-тон, — сказала она. — И, я думаю, мясо с брокколи. А что ты хочешь? Может быть, предпочтешь мясо с апельсинами?
— Брокколи — в самый раз, — сказал он, набирая номер китайского ресторана мистера Лаки, находившегося в полумиле от их дома. Даже фамилия владельца звучала обещанием. Через двадцать минут еда будет готова, сказали ему. Времени оставалось мало. Он дал им свой номер телефона и повесил трубку.
— Полчаса, — сообщил он Пегги. — Может быть, минут сорок. У них много народу.
— Я съезжу, — предложила Пегги. Она взяла свитер. — А по дороге захвачу фильм.
— Нет, давай я, — возразил он. — Ты лучше меня завариваешь чай. Серьезно. Я проветрюсь. И куплю яйца, раз уж поеду. — Он отобрал у нее свитер и повесил его на спинку стула.
— Но ты и так весь день не был дома, — сказала она. — Ты же говорил, что не хочешь выходить. И ты опять привезешь «Крестного отца».
— Обещаю тебе, нет. Выбирай ты. Все, что хочешь. Я сегодня добрый.
— Правда? — спросила она, поигрывая бровями. — Может, какую-нибудь фантастику?
В ответ он тоже поиграл бровями.
«Господи, да поторопись же», — подумал он.
— Хорошо, — согласилась она. — «Контакт»?
Он поколебался, чуть было не начав спорить с женой. Он бы предпочел сунуть голову в гладильный аппарат, только бы не смотреть этот фильм.
— Конечно, — сказал он. Время уходило впустую. Каждая минута могла стоить миллиона.
— Мы можем взять что-нибудь еще. Как насчет… даже не знаю. Подскажи мне что-нибудь.
— Нет. Я уже поехал. Решено, «Контакт». К тому же он наверняка там окажется.
Он вышел из дома и кратчайшим путем поспешил к машине, поглядывая на часы. Добравшись до бульвара, он, повинуясь интуиции, повернул к деловому центру, в другую сторону от ресторана мистера Лаки и видеопроката. Сигнал светофора впереди сменился на желтый, и Мейсон, нажав на акселератор, проскочил на красный свет, краем глаза заметив, как от его заднего бампера, гудя, увернулся автомобиль. Секундой позже он услышал громкий металлический скрежет и, взглянув в зеркальце заднего вида, увидел старый автомобиль на обочине. Водитель, слава Богу, невредимый, как раз выбирался из него. Однако крыло машины было варварски искорежено. Мейсон свернул в узкую улочку и сбросил скорость. На минуту он представил себе, как возвращается на бульвар, предлагает помощь пострадавшему, приносит свои извинения… Однако это видение вскоре исчезло.
Мейсон продолжал свой путь и уже через несколько домов, снова повинуясь наитию, припарковал машину на площадке, темной в вечерних сумерках, хотя фонарь ярко освещал два мусорных контейнера и задние двери магазинов. С полдюжины голубей сгрудились на асфальте и клевали рассыпанные около контейнеров крошки. Он направился прямо к контейнерам, тяжело дыша от предвкушения. Голуби разлетелись, тяжело хлопая крыльями. В первом контейнере не было ничего даже отдаленно интересного — развалившаяся на несколько кусков полка из древесно-стружечной плиты, разломанный мягкий стул и под останками стула кучка сплющенных картонных коробок. Он наклонился и вытащил сиденье, порванное и грязное. Потряс его несколько раз, слушая, не раздастся ли шорох бумажных купюр или звон монет, затем бросил его в сторону, еще больше перегнулся через край контейнера и подтащил поближе одну из коробок, увидев в ней набитый бумажный пакет. Деньги? Вообразив туго перетянутые стодолларовые банкноты, он наполовину влез в бак. Почему бы и не тысячедолларовые, подумал он, стараясь дотянуться до коробки. Но когда он открыл ее, оказалось, что она набита воздушной кукурузой, и Мейсон раздраженно бросил ее обратно, не заметив, что на рубахе осталась грязная полоска от края контейнера.
