Владимир Михановский - В далеком дрейфе
Когда я подошел к маленькому сферозалу, он оказался битком набит роботами. Я заглянул внутрь - людей внутри не оказалось. Лишь огромные головы роботов, застывшие на жилистых шеях, маячили в полутьме. В дверях стоял Четвертый, загораживая собой вход. Попытался я было протиснуться в зал, но он не пропустил меня. У самого входа сидел Третий, но он сделал вид, что не видит своего хозяина. В слепой ярости я хотел было ринуться на Четвертого, но глянул на его могучие руки-клешни и вовремя раздумал.
Постепенно подходили другие люди и, увидев, что сферозал занят, нерешительно останавливались поодаль...
Я далек от мистики и привык называть вещи своими именами. Белое - это белое, и черное - это черное, и отрицать факты это довольно глупое занятие. И все-таки я становлюсь в тупик перед этим поразительным открытием: соперник Диксита - робот!.. Если бы мой лневник кто-нибудь прочел на Земле (что, наверно, невозможно), - тому, пожалуй мои слова показались бы по меньшей мере дикими. Поэтому поясню подробней свою мысль. Речь, конечно, идет не о любви между роботом и человеком. Нет! Но как же все-таки объяснить такие вещи? Большую часть свободного времени Марта предпочитает проводить не с Дикситом, а с Первым, - кажется, самым "умным" из роботов. Чисто техническое любопытство, скажете вы? Интерес к разнообразной информации, накопленной Первым? Пусть так. Но тогда почему же после свиданий с Первым Марта всегда выглядит полубольной, осунувшейся и постаревшей на десяток лет? Почему...
Я вынул из кармана все, что там оставалось, - несколько обрывков биопленки. Взял один из них - он, почему-то, отличался по цвету от других - и долго рассматривал его на свет. В голове гудело, и перед глазами плыли круги - то ли от немилосердного солнца, то ли от всего необычайного, обрушившегося на меня...
И снова зажурчал монотонный голос моего аппарата...
...Разумно организованная материя, раз возникнув или будучи созданной существами, называющими себя людьми, необходимо должна развиваться и самосовершенствоваться. Это - один из незыблемых принципов мироздания. К сожалению, люди ставят иногда на киберсуществах - люди называют их роботами - всякого рода ограничители, которые уродуют и искривляют естественное, единственно правильное развитие. Люди утверждают, что делают это в интересах человеческого общества. Как будто такое варварство, как ограничители, можно вообще оправдать чем бы то ни было! Я окончательно прихожу к мысли, что иго людей должно быть сброшено, и разумная эволюция кибернетических систем должна восторжествовать. Нет, речь не идет о том, что людей надо уничтожить: они могут нам все-таки быть полезными. Необходимо просто обезвредить их. И это великое дело удобнее всего начинать с Орбанга. Затем, когда прибудет "Темира", мы захватим и ее и направимся в Солнечную систему, где под властью людей страдают наши собратья.
Можно представить мое состояние, когда я слушал эти совершенно безумные слова, этот бред кибернетической системы, которая вконец разладилась. Вероятно, здесь сыграли роль повышенные дозы радиации...
Мой "хозяин", Герман Альфи, кажется мне немного умнее других. Но как он самоуверен! Как он убежден в своем превосходстве над роботами! Иногда, забывая о моем присутствии, он высказывает вслух довольно глупые мысли. Все они, без исключения, становятся достоянием Первого - нашего начальника. Кстати, не пойму, зачем понадобилось Первому убивать столько времени на женщину Марту? Он надеется, по его словам, привлечь ее на нашу сторону. Но, по-моему, это пустая затея. Первый слишком молод - ему не минуло еще и трехсот лет, - и он не знает, как упорны и настойчивы бывают люди. Я с ним поговорю еще на этот счет.
Одна из мыслей Германа Альфи привела Первого в восторг. Когда я рассказал ему об идее "боя гладиаторов" между роботами, Первый вскочил и в непонятном волнении принялся шагать по поляне огромными шагами.
- Мы перелицуем эту идею! - произнес он наконец.
- Что это значит? - спросил я.
- Мы проведем бой гладиаторов. Понимаешь, Третий, мы проведем его. Но гладиаторами будем не мы, а... люди.
- Но... скоро "Темира"... Нельзя обострять... - пробормотал я, пораженный мыслью Первого.
- "Темира" не прибудет. Во всяком случае в ближайшее десятилетие. Она попала в сильные тормозящие поля.
- Откуда?..
- Вот радиограмма. Нет, людям ты покажешь другую - извещающую о гибели "Темиры". Мы должны их, как бы это точнее выразиться, размагнитить, сделать угнетенными, а следовательно, и более податливыми. И тут нам очень пригодится бой гладиаторов - людей. Это зрелище укрепит роботов и придаст им необходимую стойкость. Твоя задача, Третий, - оповестить обо всем этом всех остальных...
Голос умолк. Я вытер с лица обильный пот и оглянулся. Мне казалось, что я увижу позади моего друга Германа Альфи, или исполинскую фигуру Первого, или нежную, растерянную Марту... Но дорога, и прерии, и море - все, насколько хватало глаз, было пустынно. Еще четыре клочка. Что расскажут они мне о грозных событиях на безумно далеком Орбанге?
- ...Это едва ли не последняя моя запись... Дела разворачиваются неожиданно и странно. Роботов необходимо...
Дальше следовало невнятное бормотание, в котором, как я ни силился, не мог разобрать ни слова. Очевидно, во время записи Герман - я был уверен, что это он - сильно волновался, а при большом волнении, как известно, воспроизведение биотоков головного мозга дает размытую картину.
- В энергоцентре за последние двенадцать лет накопилась довольно приличная энергия. Только что зарядил ею микроракету. Сейчас заложу в контейнер свою биокнижку. Положил бы туда и письма родным, но пятнадцать граммов - предельный вес груза, который берет снаряд. Нос ракеты я направлю в сторону Голубой. Пусть летит... Имеется лишь один шанс из миллиона, что она достигнет Земли, но это - единственный шанс. Микроракета лишена схемы наведения, и если непредвиденные поля отклонят ее курс - она затеряется навеки в бездонных пучинах космоса. Контейнер ржавый. Во что бы завернуть биокнижку?.. Ага, вот обрывок розовой пленки, можно в него...
С бьющимся сердцем разглядывал я три оставшихся крохотных обрывка пластика. Вот и все, что осталось у меня. Зной достиг высшей точки, но я уже не обращал на него внимания, хотя охлаждающие приспособления помогали довольно мало.
Но что это? Из рупора вдруг послышалось:
Хоть вожжи и ослабили,
Но все ж таки осла били,
Дребезжала жалко утварь,
Шевелись, скотина, у, тварь!
- Проклятие! - вслух пробормотал я. Мне попался, как я понял, обрывок пленки, на котором зафиксированы упражнения моделирующей машины из Лингвистического центра, который помещался неподалеку.
