Сергей Волков - Аксолотль
– Э-э-э… Главным отличительным признаком наличия повышенного фона дигидротестостерона у человека является утрата им части или всего волосяного покрова на голове! При этом следует помнить, что явления эти прямо взаимосвязаны – каждый безволосый мужчина потенциально опасен. Правильно?
– Пример?
– Чикатило! Маньяк, живший в Советском Союзе во второй половине двадцатого века и убивший множество людей. До облысения никаких отклонений от нормы не имел.
– Так-то лучше… А теперь вернёмся к истории. Поскольку наша страна с древних времен была колыбелью демократии, и вечевые сходы являлись старейшей формой самоуправления у славянских племён, до определенного момента роль личностей с повышенным содержанием дигидротестостерона была ничтожной. Но со временем от народной демократии наши предки перешли к наследной родо-племенной аристократии, и вот тут на первый план выдвинулись особи с девиантным поведением. Как доказывают исследования археологов и антропологов, все они не имели на голове волосяного покрова. Чтоб ты лучше запомнила, объясняю закономерность: лысый правитель – это всегда война, угнетение, голод и неволя для подданных. А правитель с нормальными волосами – наоборот, мир, процветание и благополучие. Исключения крайне редки. Например, Махатма Ганди – он облысел в результате действия генетических факторов, не связанных с гормонами. А теперь вопрос: каким, по-твоему, был Иван Грозный?
– Лысым?
– Умничка! – похвалила подругу обладательница ноутбука. – Вот смотри!
Она заклацала пальчиками по клавиатуре, и на экране возник портрет длинноносого бородатого человека, лысого, как бильярдный шар.
– Стенька Разин?
– Лысый!
– Петр Первый?
– Волосатый!
– Наполеон?
– Лысый!
– Сталин?
– Лысый!
– Хрущёв?
– Волосатый!
– Горбачёв?
– Волосатый!
– Ельцин?
– В начале своего правления волосатый, затем облысевший! – отчеканила блондиночка, торжествующе глядя на подругу.
Мендин только диву давался, рассматривая лысого Иосифа Виссарионовича, кучерявого Никиту Сергеевича и похожего на участника квартета «Битлз» Горбачёва. Наконец, не выдержав, он вмешался:
– Девочки, извините, что прерываю ваш урок, но разве Михаил Сергеевич выглядел вот так?!
Обе девчушки оглядели седенького профессора с немым изумлением, будто вдруг с ними заговорила скамейка.
Кудрявая выпятила губки:
– А как? Эту учебную программу нам в школе выдали. И в учебнике он тоже точно такой вот – лохматенький душка!
– Но позвольте, я был уже далеко не молодым человеком, когда Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, и отлично его помню! – раскипятился Мендин. – У него была внушительная лысина и большое ро…
– Ах, дедушка, вы же тогда при тоталитаризме жили! – наперебой заговорили подружки. – Вам же врали всё! Вас подвергали идеологической обработке! И вы до сих пор верите во всякие глупости…
– Да как вы… – только и смог сказать Александр Иванович, задохнувшись от гнева. Девчушки, опасливо поглядывая на него, захлопнули ноутбук и поспешно удалились от греха подальше: мало ли что взбредёт в голову безобидному на первый взгляд старичку? Те, кто жил при тоталитаризме, непредсказуемы…
Лишь через десять минут, отдышавшись и успокоившись, профессор смог подняться и двинулся дальше. До Гоголевского бульвара, ныне, впрочем, переименованного в бульвар Оруэлла, оставалось не болеё пятнадцати минут спокойного, размеренного старческого шага. В былые годы он преодолел бы это расстояние минут за пять, но где ж те годы?
Стараясь больше не смотреть по сторонам, дабы вновь не впасть в исступление, Мендин шёл и бормотал себе под нос: «У аксолотля хорошо развита щитовидная железа, но ткани амфибии обычно не реагируют на гормон, индуцирующий её метаморфоз. Однако, если переселить аксолотля в более сухой и прохладный климат или понизить уровень воды, что более удобно при домашнем разведении, он превращается во взрослую амбистому. Превращение аксолотля в амбистому можно вызвать также добавлением в пищу или инъекцией гормона тиреоидина. Превращение может произойти в течение нескольких недель, при этом исчезнут наружные жабры аксолотля, изменится окраска, форма тела».
Впереди, между домами, за паутиной проводов, показались зелёные купы деревьев, над которыми вставал исполинским червонным шлемом купол храма Христа Спасителя. Слава Богу, его по-прежнему венчал православный крест.
Вновь почувствовав стеснение в груди, Александр Иванович поспешил опустить глаза долу и продолжил: «Весьма интересен тот факт, что аксолотль дышит и жабрами, и лёгкими. Если вода плохо насыщена кислородом, то аксолотль переходит на лёгочное дыхание, и со временем жабры у него частично атрофируются. В природе окрас у аксолотлей довольно затейливый. Всё тело амфибии буро-зелёного цвета, покрытое мелкими круглыми чёрными пятнами „в горошек“, особенно хорошо заметными у молодых особей. Однако среди любителей аквариумов наибольшее распространение получил альбиносный вид аксолотля, выведенный искусственно».
* * *Из дневника профессора Мендина:
«У меня нет ногтей. И когтей тоже нет. Розовая кожица на пальцах – и только. Если бы у меня был хотя бы один коготок, я, возможно, занялся бы живописью. На поросших мшанкой камнях я бы выцарапывал затейливые орнаменты, украшая своё стеклянное жилище.
Но пальцы мои мягки, ибо я – высший. Двуногие мнят себя венцом всего сущего, даже не догадываясь, что рядом с ними живу я. Высший. Совершенство, заключенное в образ.
Меня невозможно убить. Я – вечен, покуда существует на свете вода. Я – её порождение. Её дитя. Розовый младенец, покоящийся в прозрачных толщах.
Давным-давно первые двуногие пришли на берега моей хрустальной колыбели, к камням Чалько и скалам Хочимилько. Они узрели меня и их изумление подарило мне первое имя: аксолотль. Игрушка вод.
Затем, спустя время, другие двуногие, что придумали поселить меня в сосудах с прозрачными стенками, называемых аквариумами, дали мне новое имя: Siredon pisciformis, иначе говоря – рыбообразный сиредон. Они думали, что я родственен протеям. И лишь через века до двуногих дошло, что я – это я. Тогда они придумали мне новое имя: Ambistoma. Но и тут не угадали, глупцы… Что поделаешь, ограниченный ум двуногих не способен отличить истинное от ложного: амбистома – не я, но тот, кто приходит за мной, чтобы жить без воды. В своем стремлении постичь непостижимое они породили ещё одно нелепое слово: неотения. Это когда меня становится много.
Двуногие не знают главного – каждый я, когда и где бы я не существовал, это всё равно – я. Всё тот же я. Я – один. Игрушек вод много, но я – один.
