Александр Абрамов - Спокойной ночи!
Вместо ответа Стоун протянул ему красную коробочку с выпуклой крышкой.
– Это витаген, — сказал он. — Моментально успокаивает. Поверьте заштатному эскулапу.
Шеф молча встал, обошел свой письменный саркофаг и уселся напротив доктора.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Боялись программисты. Нужный ответ машины всегда можно обусловить заранее.
– Кокетничаете смелостью? Зря.
– Это не смелость. Это уверенность в своей правоте.
– И эта уверенность оказалась настолько сильной, — засмеялся шеф, — что вы даже перестали включать «Спон».
– Включать что? — переспросил доктор. — Я не понимаю вашей терминологии.
– Поясню, — с язвительной вежливостью ответил шеф. — «Спон» — это электронный мозг модели «эс-пе-четыре». Биополе спящего мозга переключается на «Спон», и тот видит сны вместо человека. Очень удобно для сонников. Улыбаетесь?
– Улыбаюсь. Я называл его «соней».
– Почему же вы так быстро от него отказались?
– Потому что узнал, что частота волн, характерных для так называемых «машинных» снов, ниже частоты альфа-ритма, свойственного сну человеческому.
– От кого вы узнали?
– У меня много друзей.
– За последнее время вы ни с кем не встречаетесь.
– Есть разные формы общения.
– Аппаратура? Мы ее не нашли, — устало сказал шеф. — Но вы с кем-то связаны, у вас есть единомышленники.
– О, Система Всеобщего Контроля! — воскликнул доктор с такой откровенной издевкой, что Ли даже содрогнулся у пульта: так разговаривать с шефом, и о чем — о Системе! Но доктор разговаривал именно так, и о Системе! — Всесильное божество, промывающее наши мозги и днем и ночью, — издевался он, — почему же ты не можешь промыть их ничтожному заштатному эскулапу? И требуется так немного! Только узнать, кто его друзья, сколько их и о чем они думают. Я бы сказал вам, да вы не поймете… — Он отвернулся и замолчал.
– Я жду, — насторожился шеф.
– Один поэт сказал… — задумчиво начал доктор.
– Кто, кто? — перебил шеф.
– Лорка. Федерико Гарсиа. Вы никогда не слышали о нем, невежда? Так услышьте хотя бы его слова.
Доктор поднялся с кресла, почти заполнив собой экран.
– «Я обвиняю всех… — услышал Ли, — кто забыл о другой половине мира… неискупимой и неискупленной, воздвигающей цементные громады мышцами своих сердец… биенье которых пробьет стены в час последнего суда…»
– Выключить! — закричал шеф. Рука его нервно шарила по столу.
– «Я плюю вам в лицо, и та половина мира слышит меня!» — Доктор успел закончить строфу.
Но рука шефа уже нащупала тумблер, а может быть, призыв его был наконец услышан дежурным диспетчером связи, только экран вдруг вспыхнул зеленым светом и погас.
– Передача прекращается по техническим причинам… по техническим причинам, — повторял диспетчер, словно убеждая себя в правдивости официального сообщения.
Ли тупо смотрел на потухший экран. Мыслей не было. Был смутный поток воспоминаний, рвущихся из глубины бездонного колодца памяти. Какая-то фраза знакомо мелькнула в нем. Ли попытался схватить ее, как бабочку за крыло, но она ускользала, оставляя на ладони мягкий след пыльцы. И вдруг он поймал ее, такую непонятную тогда на фоне ресторанной гипномузыки: «Странное у нас время».
Теперь она стала почти понятной.
4
Уходящим из ночи, убивающим тьму, факелам рассвета — песня моя!
Из посмертных стихов казненного поэта-сонникаБигль был явно в хорошем настроении. Он весело насвистывал что-то, искоса наблюдая за Ли, молча сидевшим у пульта. Ему не нравилось состояние Ли: похоже, что мальчишка не выспался. Проболтался, наверно, с девчонкой, а сейчас зевает.
– Включаю информационную запись блока, — сказал Ли.
На экране появилась диспетчерская космического корабля, и знаменитый космонавигатор Нэд Гарроу что-то прокричал в микрофон. Изображение на экране мелко затряслось, и металлический голос произнес:
– Канал номер шестьсот семьдесят три. Первая экспедиция на Марс. Космический корабль «Реджинальд» попал в метеоритный поток. Добавочная информация к шифру АЮ-восемнадцать — сорок два.
– Конец прошлого века, — сказал-Бигль. — Гарроу тогда бы не выбрался, если б не русские. Какой дурак это смотрит?
Ли нажал клавишу на пульте. Металлический голос снова заговорил:
– Номер шестьсот семьдесят три. Айвен Лоу, студент Харперс-колледжа.
– Студент… — удовлетворенно протянул Бигль. — Я так и думал. Возьму-ка его на заметку.
Ли неприязненно посмотрел на Бигля и выключил экран. Откинувшись в кресле, закрыл глаза: мучительно хотелось спать.
– Что с тобой, малыш? Заболел? — услышал он встревоженный голос Бигля.
– Просто не выспался, — неохотно процедил Ли.
– Поменьше надо гулять, — наставительно заметил Бигль. — Я в твои годы всегда знал меру.
Ли передернулся.
– Я не гулял. Просто не мог заснуть, потому что не включал сомнифера.
– Вот тебе и раз, — присвистнул Бигль.
Он поднялся и медленно подошел к пульту.
– А что тебе помешало включить его? — Голос Бигля показался Ли плоским и бесцветным, как изображение на черно-белом экране блока.
– Я слушал вчерашний допрос, — сказал Ли. — И я знаком с доктором Стоуном.
– Плохо, — задумчиво произнес Бигль, — совсем плохо.
– Почему?
Вместо ответа Бигль только вздохнул.
– Что с ним сделают? — спросил Ли. Он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться.
– Что надо, то и сделают, — сурово сказал Бигль и, заметив состояние Ли, прибавил с былой ласковостью: — Иди-ка, малыш, отдохни. А я покараулю твоих подопечных.
Ли встал, растерянно оглядываясь по сторонам. Он не знал, как ему говорить с Биглем и что он должен сделать.
– Иди, иди, — подтолкнул его Бигль.
Оставшись один, он долго смотрел на дверь, словно пытаясь увидеть за ней Ли, медленно бредущего к выходу.
– Да-а, — протянул Бигль, — жаль парня.
Он грузно уселся в кресло гоноши, подумал и недрогнувшей рукой включил микрофон.
– Старший блок-инспектор Бигль вызывает шефа.
На экране возникло желтое, измятое лицо начальника Главного управления Системы.
– Что случилось, Бигль?
– Довожу до вашего сведения, шеф, о нелояльном поведении младшего блок-инспектора Джексона.
– Из новеньких?
– Да. Недоглядели. Встречался с доктором Стоуном, шеф.
– Параграф? — быстро спросил шеф.
– Тридцать пятый.
– Значит, сомневается, — засмеялся шеф. — Что ж, действуйте согласно тридцать пятому.
Его лицо начало расплываться, бледнеть и наконец совсем исчезло.
