Пол Макоули - Корабль Древних
— Если удастся выяснить подробности, — сказал Йама, — мы сможем уничтожить заговор еще до его начала.
— Ха! А если ты уйдешь отсюда до окончания контракта, тебя убьют. Ты останешься здесь, хотя бы ради безопасности.
— Я сам о себе могу позаботиться.
Тамора проницательно на него посмотрела и спросила:
— А как твоя рана? Беспокоит?
— Иногда побаливает голова, только и всего, — признался Йама.
Как раз в этот момент он почувствовал, что в голове зарождается боль. Было такое ощущение, будто череп становится слишком мал, чтобы вместить все его мысли, а мозг превращается в пузырь, надуваемый всеразрастающимся гневом. В глазах замелькали черные и красные искры. Йама с трудом подавил искушение выхватить меч и на кого-нибудь броситься.
Он произнес:
— Я не совершу снова той же ошибки. И я буду действовать, как считаю нужным.
Пандарас добавил:
— Может быть, моему господину следует уйти прямо сейчас? А потом отправиться на поиски архивов своей расы… Ведь он явился сюда из-за них.
Тамора вдруг резко отвернулась, рубанув своей палкой по постаменту с такой силой, что та раскололась надвое. Она уставилась на расщепившийся обломок, а потом с яростью зашвырнула его в сумрачную глубину базилики.
— Ха! Иди куда хочешь! Катитесь оба! Увидите, к чему это приведет. Скорее всего к смерти. Пусть даже тебе удастся обойти лазутчиков Департамента Туземных Проблем… Ты совсем не знаешь Дворца, а это опасное местечко.
— Я вернусь, — сказал Йама. — Я обещал, что помогу тебе, а меня учили выполнять обещания. Кроме того, я надеюсь здесь кое-что узнать. Разве способность находить утерянные вещи — это не одно из свойств этого Департамента?
2. ОКО ХРАНИТЕЛЕЙ
В Департаменте Прорицаний существовал обычай, что к ужину в трапезной палате Дома Двенадцати Передних Покоев собирались все до одного служители Департамента, начиная со старшей пифии и кончая самым младшим золотарем. Прорицательницы и их ближайшие домочадцы — секретарь, казначей, камергер, библиотекарь, ризничий, а также десяток обладателей древних званий и постов, чьи функции имели чисто церемониальный характер или вообще превратились в пустые титулы — размещались на возвышении в одном конце трапезной; рабы занимали места в соответствии с должностью по остальным трем сторонам. Трапезная вовсе не представляла собой нарядный пиршественный зал. Йама подозревал, что когда-то на этих голых стенах висели гобелены — кое-где еще торчали крюки, а каменные плиты пола наверняка были устланы коврами. Однако теперь высокие потолки скрывались во мраке, ибо эта мрачная палата не имела ни украшений, ни другого освещения, кроме огоньков, танцующих вокруг голов всех присутствующих мужчин и женщин. Рабы ели в молчании; звон и скрежет их ножей сопровождался высоким чистым голосом чтеца, который, стоя на аналое в углу трапезной, нараспев тянул суры из Пуран. Пандарас, единственный из нескольких понуро жующих рабов, осмеливался время от времени бросить взгляд в сторону сидящих на возвышении.
Несмотря на унылую атмосферу трапезной, эти ужины вызывали в душе Йамы ощущение тепла и покоя; их официальный дух, длинная череда блюд, подаваемых ливрейными лакеями, напоминали ему о доме, о вечерах за длинным банкетным столом в замке эдила. Он сидел, раскинувшись среди шелковых подушек (тонкая вышивка на них расползлась и зияла прорехами), за низким квадратным столиком рядом с Сайлом, секретарем Департамента Прорицаний, и беременной женой Сайла — Ригой. Остальные домочадцы группами окружали другие столы, при этом все лица были обращены в сторону возлежащих на подушках пифий.
Департамент Прорицаний был одним из самых древних во Дворце Человеческой Памяти, и хотя сейчас для него наступили тяжелые времена, традиции в нем еще соблюдались. Пища подавалась самая убогая, в основном рис и клейкие овощные соусы, которые следовало есть корочками пресного хлеба (рабы питались еще хуже: чечевицей и съедобным пластиком), однако подавали ее на тонком, почти прозрачном фарфоре, а жидкое горьковатое вино разносили в хрупких стеклянных кубках, пронизанных золотыми и серебряными жилками.
Лурия, старшая из прорицательниц, растекалась телесами по своему ложу и выглядела, по язвительному замечанию Таморы, как выброшенная на берег медуза. Над головой ее висела целая корона красных и золотых огоньков. Ела Лурия на удивление изящно, но с бешеным аппетитом, обычно она успевала справиться со своей порцией и позвонить в колокольчик, чтобы унесли тарелки, когда остальные еще не съели и половины. Ее лицо и руки сплошь состояли из жирных складок, а глаза тонули за обрюзгшими холмами щек. Сами эти глаза, большие, темные и блестящие, осенялись длинными ресницами. Черные волосы Лурии, обильно смазанные жиром, были заплетены в бесчисленные косички с яркими шелковыми лентами, а одеяние ее состояло из множества разноцветных слоев тончайшего шифона, которые колыхались при малейшем дуновении воздуха. Если она выражала желание пройтись, то двое рабов должны были ее поддерживать, однако обычно ее переносили прямо в кресле. Лурия занималась предсказаниями уже более ста лет и сосредоточила в своих руках всю власть, что еще сохранилась у ветшающего Департамента Прорицаний. Чем-то она напоминала раздутого паука, мечущегося по дырявой паутине в душной, запертой комнате. Йама знал, что она не упускает ни малейшего нюанса разговоров, которые шепотом ведутся вокруг нее.
Младшая пифия, Дафна, казалась хилой тенью Лурии. Ее плоское бледное лицо освещалось одним-единственным огоньком, как будто она была ровней с самым последним рабом из кухонной прислуги. Длинная белая рубашка, перехваченная поясом из золотой проволоки, укрывала ее фигуру от шеи до самых щиколоток. На бритой голове бугрились шрамы. Дафна была слепа. Ее белые, как мрамор, глаза смотрели в потолок, а руки с тонкими пальцами, казалось, жили собственной жизнью, ощупывая чаши и блюда на подносе, который держал перед нею раб. Эти проворные кисти напоминали маленьких беспокойных зверушек. Она никогда не разговаривала и едва ли слышала хоть слово из того, что говорилось вокруг.
Йама подозревал, что в Дафне кроется больше, чем одна личность. В последнее время он начал ощущать, что внутри каждого человека скрывается нечто вроде ядра — маленькая неделимая суть личности, душа, выращенная неразличимо мелкими машинами, воздействующими на все трансформированные расы. Но Дафна казалась сосудом для бесчисленного множества таких ядрышек, сосудом, в котором шло непрерывное брожение каких-то мерцающих и дрожащих осколков.
