Кори Доктороу - Старьевщик
Когда мне исполнилось четырнадцать, родители стали оставлять меня одного в доме, и я не мог удержаться, чтобы не пошарить у них в комнате и не сунуть нос в самые укромные уголки. У мамы в шкатулке для украшений нашлись оставшиеся со времени их медового месяца в Акапулько книжечки картонных спичек с паршивенькими изображениями пальм. Папаша держал в ящике для носков старую фотографию с Побережья Мускулов, где он стоял без рубашки, выставив напоказ свои бицепсы.
Дед хранил старые вещи моей матери в подвале, в пыльном армейском сундучке. Я с удовольствием перетряхивал его содержимое, доставая то уши Микки-Мауса, оставшиеся после поездки на поезде всей семьей в Диснейленд в 57-м году, то ее дневники, то блестящий картонный знак, свидетельствующий о счастливом шестнадцатилетии. А еще там попадались сильно потрепанные плюшевые зверушки и школьные учебники, где мама исписывала страницу за страницей, пробуя разные варианты своей подписи.
Все это отзывалось у меня в голове увлекательными историями. Карандашная надпись в танке из серии «Здесь был Килрой» помогала представить одного из канадских солдат в Корее, когда он, небритый, с короткой уставной стрижкой, точно санитар в сериале «МЭШ», часами сидит в танке и от скуки разглядывает полуголеньких девочек и разгадывает кроссворды, а потом ложится на днище и украдкой царапает свою традиционную надпись с грубым рисунком.
Фотокарточка позирующего папаши забрасывала меня в далекое прошлое на восточную окраину Торонто, на Побережье Мускулов, где под дикие звуки психоделического рока, разносящиеся из дешевых транзисторов, тинэйджеры блаженствовали в своих «мустангах», а девчонки в бикини с торчащими, как торпеды, сосками загорали рядом на солнышке.
Все это волновало душу, словно стихи. Разложенные перед телевизором в определенном порядке старые бульварные романчики и квитанция из ломбарда создавали стихотворение, от которого у меня захватывало дыхание.
* * *
После случая с ковбойской сумкой наши пути со Старьевщиком больше не пересекались до благотворительной распродажи ротарианского клуба под патронажем пивоваренной компании «Верхняя Канада». Мой бывший партнер появился там в ковбойской шляпе, с шестизарядными револьверами и звездой шерифа из той сумки. Казалось бы, это должно было выглядеть смешно, но, как ни странно, в конечном итоге создавало впечатление простодушного очарования – перед тобою словно бы представал маленький мальчик, которому хотелось взъерошить волосы.
Я отыскал на торгах коробку с прекрасной старинной меламиновой посудой: четыре большие тарелки, миски, салатницы и сервировочный поднос. Свалив это все в прихваченную с собой брезентовую сумку, я продолжил рыться в вещах, не обращая внимания на Старьевщика, который, любовно поглаживая коробку книг в кожаных переплетах, заговаривал зубы хмурому старому ротарианцу.
Мне попалась стопка выданных когда-то министерством труда лицензий парикмахера, мастера по педикюру, бармена и часовщика. Все они были в рамках установленного образца из сильно позеленевшего металла, на всех имелись отчетливые печати. Имена на лицензиях были разные, но принадлежали они одной семье, и я для собственного развлечения придумал историю о гордой своими сыновьями матери, которая собирала эти свидетельства и вешала в рамках на стене рядом с их же дипломами. «Ох ты, Джордж-младший только что открыл свою парикмахерскую, а малыш Джимми все еще чинит часы…»
Я купил их.
В коробке с дешевыми пластиковыми пони, куклами Барби и добродушными мишками я нашел кожаный индейский головной убор, деревянный лук со стрелами и отделанный бахромой жилет из оленьей замши. Пока Старьевщик умасливал владельца книг в кожаных переплетах, я быстренько приобрел свои находки за пять баксов.
– Прекрасные вещи, – произнес у меня за спиной чей-то голос.
Я развернулся кругом и улыбнулся щеголю, купившему у меня укулеле. По случаю уик-энда он оделся в консервативный загородный костюм фирмы «Л. Л. Бин».
– Вы так считаете?
– Вы продаете их на Куин-стрит? Я имею в виду ваши находки.
– Иногда там. Иногда на аукционе. А как ваше укулеле?
– Ну, я его уже настроил, – ответил он и улыбнулся точно так же, как и тогда в «Гудвилле», когда приобрел его. – Я уже играю на нем «Не удерживай меня»… – он опустил глаза. – Глупо, верно?
– Вовсе нет. Вы же увлекаетесь ковбоями, да?
Когда я произнес эти слова, мне вдруг стукнуло в голову, что это и есть Малыш Билли, первый владелец ковбойской сумки. Не знаю, почему я так решил, но сразу поверил этому.
– Наверно, просто пытаюсь воскресить частичку своего детства. Меня зову Скотт.
– Скотт? – растерялся я. Может, это его второе имя? – А я Джерри.
Пивоварня «Верхняя Канада» хорошо подготовилась к распродаже, устроив даже пивной сад, где можно было попробовать образцы ее продукции и получить отличный бургер-барбекю. Мы неторопливо направились туда, высматривая свободное место.
– Вы ведь профи, верно? – спросил он, когда мы получили свои пластиковые бокалы с пивом.
– Можно сказать и так.
– А я всего лишь любитель. Но любитель высокого класса. Поделитесь опытом?
Я засмеялся, отхлебнул пива и закурил сигарету.
– По-моему, никаких особых секретов тут нет. Проявляйте старание. Используйте любой выпавший шанс – иначе можете упустить крупный куш.
Он хмыкнул.
– Это я уже слышал. Иногда вот сижу у себя в офисе и кожей чувствую, что как раз сейчас в «Гудвилле» выкладывают настоящий золотой самородок и кто-то другой завладеет им до моего перерыва на ленч. Меня это так заводит, что я сижу как на иголках, пока не отправлюсь туда и не попытаюсь его отыскать. Боюсь, я помешался на этом, как вы думаете?
– Ну, это безвредное помешательство, не то что некоторые другие.
– Наверно, да. А вот как насчет этих индейских штуковин… Сколько вы рассчитываете получить за них на Куин-стрит?
Я взглянул ему в глаза. Возможно, в привычной обстановке он был собран, хладнокровен и хорошо владел собой, но сейчас горел азартом и нервничал, как любитель семейного покера при игре с высокими ставками.
– Думаю, с полсотни баксов, – произнес я.
– Полсотни, да? – переспросил он.
– Примерно, – подтвердил я.
– Когда их продадут, – заметил он.
– Верно, – отозвался я.
– Может, через месяц… Может, через год, – произнес он.
– А может, через день, – уточнил я.
– Может быть, может быть… – он допил свое пиво. – Боюсь, на сорок вы не согласитесь?
Я заплатил за все про все пять баксов меньше десяти минут назад… Наверно, эти вещицы понравились бы Старьевщику, который, в конце концов, надел на себя примерно такие же детские сокровища Скотта или Билли… Неприятно чувствовать вину из-за того, что зарабатываешь на ком-то больше восьмисот процентов… И потом, я прогневил судьбу, так что надо бы искупить свою вину…
