Гарм Видар - Ангел в аду
Охранник окидывает меня взглядом... наверняка, прикидывая, имеет ли мой трупик стандартные размеры, или придется его предварительно... модернизировать...
Конечно, во всем был виноват мой комплекс "Буратино". Его эрегированный нос, наверняка, возомнил себя, как минимум тараном и лез в драку, забыв, что сзади по ветру развеваются уши, которые в любых передрягах страдают в первую очередь. Ведь, как пить дать, пообрывают прямо на ходу.
- Итак, вы решили принять участие в аппробации нашей новой продукции, молодой человек, принявший меня на заветном подземном этаже, выглядел, как высокооплачиваемый клерк из солидного старого банка. Похоже, я априорно навел на него напраслину, подозревая в нездоровой тяге к моим ушам. Плевать ему было на мои уши и на то, к чему они пока крепятся! Однако мои благодетели начали повторяться: такое ощущение, что я у них первый клиент за последние лет десять.
- Если это не больно, - дурашливо хихикаю я.
- Что? - молодой человек смотрит на меня с таким выражением лица, словно я, суть да дело, предложил ему переспать.
- Это я так, пошутил, - уточняю я на всякий случай, чувствуя себя если не полным идиотом, то, по крайней мере, уже на три четверти.
- Это хорошо, что вы шутите, - внезапно объявляет этот образец канцелярского этикета. - Значит у вас устойчивая нервная система. Как раз такие люди нам и нужны. Кстати, вы женаты?
- Бог миловал.
- Родственники?
- Я почти круглый (идиот?!) сирота.
- То есть, как это?
- У меня где-то есть дядюшка, но такое ощущение, что он о своем племяннике располагает еще более скудными сведениями.
- Более скудными, чем что?
- Чем кто! Чем племянник о нем.
Все, теперь этот хлыщ пришел к законному выводу, что перед ним идиот, он же по совместительству чей-то племянник. Дальше все должно пойти, как по маслу.
- Вы работаете в отделе предварительной обработки информации?
- Да.
- А что вас заставило обратиться к нам?
Ну на этот вопрос ответ у меня заготовлен заранее.
- Естественно, деньги. Ведь вы же платите за участие в испытаниях?
- Ах, деньги, - молодой человек позволил себе улыбнуться, но меня его вежливый оскал почему-то не обрадовал.
- Ну, что же, - резюмирует нашу беседу это олицетворение бюрократического благополучия и выписывает мне пропуск аж на минус второй этаж.
Мой Буратино мог бы теперь спокойно отпиливать нос (и себе, и мне), всеравно, похоже, что не пригодится (ни ему, ни мне!).
Минус второй отнюдь не напоминает мрачные застенки. Сквозь белоснежный кафель не сочится кровь и сонмы летучих мышей не гадят на головы добропорядочных граждан, деловито снующим по коридорам.
Почему-то при режиме повышенной секретности обычно, количество допущенных резко превышает число тех, кому "не велено".
Мне нужна комната U216. Перед заветной дверью я на мгновение замираю. У меня возникает ощущение, что я нахожусь на краю крыши и собираюсь сделать следующий шаг.
Еще была возможность его не делать - повернуть обратно, пустить своего Буратино на дрова...
Но, скорее по инерции, чем по каким-либо другим связным побудительным мотивам, я его все-таки делаю.
Все остальное, как и полагается в процессе свободного падения, от меня уже не зависит. Глава 3
Оставшиеся формальности я прошел легко, двигаясь безболезненно, словно, принимая незримое участие в процессе дефикации счастливого индивида, рекламирующего патентованное слабительное.
Короче, когда мне выбрили участок кожи за левым ухом, я уже не мог встать и уйти, хотя мой драгоценный Буратино, почуяв, как пахнет дезинфицированная кожа, уже давно взял руки в ноги или наоборот и смазал лыжи добротным салом, начинающем обильно выступать из мест, где особенно припекло.
Но даже если бы я решил в тот момент дать задний ход, стальные фиксаторы, удерживающие мои конечности в состоянии полного о... стекленения, не оставляли мне ни малейших шансов. Кому я нужен буду, лишенный всех выступающих и потенциально не так уж плохо функционирующих деталей.
Когда микросхемка впилась в бесстыдно оголенный участок кожи, мне почудился непристойный звук, словно дебил, давясь и чавкая, припал к хрупкому хрустальному кубку слюнявыми бесформенными губами.
И темнота.
Последние, что я увидел это сутулый доктор в белом халате склонившийся над...
Мрак. Но мрак не всепоглощающий и стабильный, а зыбкое ничто топкого болота, когда сквозь это засасывающее ничто еще светит призрачный свет надежды... как далекий и одинокий кошачий зрачок в вязком полумраке всепобеждающего безумия.
И вот этот свет все ближе и ближе...
Что там ждет глупого деревянного мальчишку с не в меру гипертрофированным носом и менее осязаемыми аспектами его богатой творческой индивидуальности...
Свет!!!
Дьявол! Кажется моя русалка закончила свои водные процедуры* и настал момент платить за комплекс предоставляемых ею удобств.
А бесплатных удобств, как известно, не бывает. Жаль, что понимать это начинаешь, лишь когда к тебе приходят спрашивать по счетам...
Глава 4
- Черт! Вот уж не думал, что я еще на что-то способен. Мне казалось, что кошмар последних дней должен был лишить меня не только остатков разума, но и всех физических ресурсов. Ан нет! Нет пределов человеческой живучести! По крайней мере русалка по-моему, осталась довольной. Ну, а мы спокойно можем продолжить сеанс душевного стриптиза с целью осознания места в мироздании, где в данный момент приютилась наша скромная персона, продолжим ,так сказать, наше частное практологическое исследование.
Итак, мы остановились на том, что яркий - болезненно яркий свет- резанул мне по глазам...
И лишь потом пришло осознание, что вспышка была как бы внутри в моем собственном мозгу.
Я попытался разлепить судорожно сомкнутые веки...
Первое, что я сумел разглядеть сквозь пелену выступивших слез, был угол лабораторного стола, абсолютно белый с огромной красной кляксой. Клякса мучительно медленно, словно амеба, готовящаяся к делению, расползлась по столешнице и, достигнув края, свесила вниз тонкие щупальца. И лишь тогда я догадался, что это кровь.
Я скосил глаза и увидел у ножки стола тело доктора, который лежал ничком, засунув правую руку в карман халата, а левую неестественно вывернув ладонью вверх.
По этой желтой, судорожно сведенной ладони, я безошибочно определил, что доктор мертв. В поле зрения мне попали еще чьи-то ноги, занимавшие по отношению к ногам доктора явно антагонистическую, то есть, ортогональную позицию.
Возле стола спиной ко мне стоял мужчина в плаще. В правой руке он держал архаичный револьвер. Мужчина беззлобно пнул тело доктора в бок и оно перевернулось на спину, при этом из кармана халата вывалился аккуратный никелированный браунинг.
