Стенли Вейнбаум - Безумная Луна
— Совершенно нормально. Уже собираюсь работать. — Она сбросила изодранное одеяло, села и спустила ноги на пол. — Я приготовлю… Боже! Мое платье!.. — Она дернула одеяло на грудь.
Он ухмыльнулся.
— У меня тут был кое-какой разговор с мышкaрями, когда мы вернулись. Моему гардеробу тоже досталось.
— Оно испорчено! — всхлипнула она.
— Нитка с иголкой не нужны? Это они оставили, по крайней мере: не справились с ящиком.
— Да из этого и купальника не сделаешь! — отмахнулась она. — Может, что-нибудь из твоего запаса?
Выкраивая, латая и штопая, она в конце концов подогнала один из костюмов Гранта. В рубашке и брюках она выглядела прелестно, однако он забеспокоился, увидев, что бледность снова возвращается на ее лицо.
Это была «рибланка», второй приступ лихорадки, обычно еще более жестокий и долгий. Лицо его было серьезным, когда он подал ей на ладони две из своих последних четырех лихраниновых таблеток.
— Прими это, — велел он. — И надо раздобыть где-нибудь побольше листьев лихры. Транспорт забрал весь мой запас на прошлой неделе, а с лунарями с тех пор мне чертовски не везло. Ничего не приносили, кроме травы и мусора.
Ли сморщилась от горечи лекарства, затем прикрыла глаза, справляясь с мгновенным приступом тошноты и головокружения.
— Где находят лихру? — поинтересовалась она.
Он задумчиво покачал головой, глядя на закат громадного Юпитера, пересеченного кремовыми и коричневыми полосами. Прямо над ними всплывал сверкающий диск Европы.
Внезапно нахмурившись, Грант глянул на часы, а затем — на календарь, приколотый к двери.
— Через пятнадцать минут засветит Европа, — пробормотал он, — а через двадцать пять наступит настоящая ночь. Первая настоящая ночь за полмесяца. Интересно только…
Кэлторп задумчиво посмотрел на лицо Ли. Он знал, где растет лихра. Конечно, люди не смели ходить в джунгли, где жалящие пальмы, лианы-самострелы и ядовитые черви.
Это было бы настоящим самоубийством для всех, кроме лунарей и мышкарей, но где растет лихра, он знал.
В настоящую ночь на Ио даже просека опасна. Не только из-за мышкарей; ночью из джунглей выползает и то зверье, что обычно прячется в вечной тени черви-зубатки, пулеглавые лягушки, тысячи неизвестных скользких, ядовитых, загадочных существ. Слыхали мы в Гераполисе истории…
Но ему надо раздобыть лихры, и он знал, где она растет.
Даже лунарь не посмел бы собирать ее там, но именно тут, в маленьких огородах вокруг поселений мышкарей, она и росла…
Сумерки густели, и он зажег свет.
— Я выйду ненадолго, — сказал он Ли, — и если «бланка» опять начнется, прими две оставшиеся таблетки. В любом случае тебе это не повредит.
— Грант! Куда ты?
— Я вернусь, — отозвался он, прикрывая за собой дверь.
Лунарь, пурпурный в голубом свете Европы, зашелся долгим хихиканьем. Кэлторп отмахнулся от него и осторожно двинулся в направлении деревни мышкарей — старой, потому, что другие вряд ли успели обработать прилегающие земли.
Он устало брел среди кровохлебки и думал, что то, что он делает — чистейшее безумие.
Он подошел к краю мышкаревой поляны. За ним, двигаясь вслед за минутной стрелкой часов, катилась к горизонту Европа. Однако! Он застыл в изумлении, глядя на изящный маленький городок футах в ста от крошечных квадратных полей: в крошечных, не шире человеческой ладони, окнах мелькали огоньки! Он и понятия не имел, что культура мышкарей дошла до использования огня; но вот они, крохотные огоньки свечей или масляных ламп…
Кэлторп прищурился, пытаясь приспособить зрение к темноте. Второе из десятифутовых полей… да, это лихра.
Он пригнулся, протянул руки и достал уже до мясистых белых листьев. И тут откуда-то сзади раздался визгливый смех и треск стеблей. Лунарь! Безмозглый краснорожий лунарь!
Он рванул полные пригорошни лихры, вскочил и помчался к освещенному окну своей хижины. У него не было ни малейшего желания получить отравленный гарпун или заразный укус, а мышкари явно встревожились. Их крики слились в целый хор: земля казалась черной от них. Он достиг хижины, ворвался внутрь, захлопнул и запер на засов дверь.
— Достал!.. — Он ухмыльнулся. — Пусть теперь беснуются.
Они бесновались. Их вопли были, словно визг изношенной машины. Даже Оливер открыл сонный глаз, прислушиваясь.
— Должно быть, лихорадка, — равнодушно подытожил он.
Ли не стала бледнее: «рибланка» благополучно миновала.
— Ух! — сказала она, вслушиваясь в бесчинство снаружи. — Я всегда ненавидела крыс, но мышкари еще отвратительнее. Вся пронырливость и мерзость крыс, плюс дьявольская сообразительность.
— Да, — сказал Грант задумчиво. — Я и не знаю, что они могут. Они бы все равно до меня добрались.
— Похоже, что они унялись, — сказала девушка, прислушиваясь. — Шум утихает.
Грант выглянул в окно.
— Они все еще вокруг. Просто перешли от проклятий к разработке плана. Хотел бы я знать, какого… В один прекрасный день, если эта несчастная планетка будет еще чего-то стоить, ох и дело тут будет между людьми и мышкарями!
— Достаточно ли они цивилизованы, чтобы стать серьезным препятствием? Кроме того, они такие маленькие!
— Они учатся, — сказал Кэлторп. — Они быстро учатся и размножаются, как мухи. Предположим, они додумаются до газа или сделают маленькие ружья для своих отравленных стрел. Это вероятно, потому что они уже работают с металлами и знают огонь. Тут они встанут вровень с людьми в случае конфликта, да и что такое наши пушки и ракеты против шестидюймового мышкаря? Быть на равных с ними? Один мышкарь за одного человека? Нет, к черту такую торговлю!
Ли зевнула.
— Ну, это не наша проблема. Я есть хочу, Грант.
— Отлично. Верный признак, что для тебя «бланка» закончилась. Поедим, а потом поспим: впереди еще пять часов темноты.
— А мышкари?
— Я не вижу, что они могут сделать. За пять часов им не прорваться сквозь каменное дерево, да к тому же Оливер нас предупредит, если хоть один как-нибудь пролезет.
Когда Грант проснулся, было уже светло. Он потянулся, расправляя затекшие на стульях конечности. Что-то разбудило его, однако он не знал, что именно. Оливер нервно прохаживался рядом и взволнованно поглядывал по сторонам.
— Не повезло мне с лунарями, — громко объявил он. — Ты славная киска.
— И ты тоже, — сказал Грант. Что же его разбудило?
Затем он понял: слабая вибрация каменного пола. Он нахмурился в удивлении. Землетрясение? Только не на Ио, чья кора остыла давным-давно. Что тогда?
Разгадка пришла мгновенно. Он вскочил, издав такой вопль, что Оливер шарахнулся прочь с утробным воем. Испуганный некот вскочил на печь и исчез в дымоходе.
