Глеб Анфилов - В конце пути
В последнем кодированном сообщении на Землю Алексей особенно точно обрисовал картину движения звездолета. Если на Земле не забыли о «Диане», если там принято последнее сообщение, то скоро, очень скоро земными радиопеленгаторами будет засечен его пеленговый сигнал. А затем к звездолету будет послана первая направленная передача.
Тогда можно будет говорить с кем-то, с каким-то потомком, с гражданином родины, прожившей после него целое столетие. А пока надо было продолжать разговаривать с самим собой.
4. ТЬМА
Нет, далеко не все свои мысли Алексей выговаривал вслух. Память о Вере была молчаливой и затаенной, так же как неутихающая боль вверху спины. Ничего не прошло. Изменилось лишь отношение к себе.
Алексей все время помнил, что астрономический отсек открыт, что перед входом в Солнечную систему его необходимо закрыть. Иначе в отсек попадет пыль, а при влете в земную атмосферу — горячий воздух.
Закрывать отсек придется снаружи и для этого необходимо снова выбраться в космос. Сделать это надо незамедлительно. В последующие дни будет много дел, связанных с посадкой. Кроме того, Алексей знал, что он очень возбужден и хотел воспользоваться этим преимуществом, которое могло оказаться временным. Он чувствовал, как в глубине организма, где-то под броней наигранной бодрости, копится развитие его непонятной болезни.
Казалось бы, выход в космос не выглядел чрезмерно трудной задачей. Алексей это делал много раз. Тревога его была вызвана не логически осознанной опасностью, а скорее обострением подсознательного инстинкта самосохранения, темным предчувствием чего-то недоброго, ждущего его за бортом звездолета.
Он тщательно подготовился к выходу. Выключил торможение, ибо с корабля, резко замедляющего полет, выход в космос невозможен. Зажег прожекторы наружного освещения «Дианы».
Облачение в космический костюм оказалось болезненным как никогда. Особенно трудно было продевать руки в плотно облегающие рукава.
«Что ж, — громко сказал Алексей, — костюм предназначен для здоровых людей».
Зарядил свежий патрон в пистолет-двигатель. Обмотал вокруг пояса «вожжи» — пару длинных пластмассовых шнуров, предназначенных для привязывания человека к звездолету. За время экспедиции Алексей ни разу не пользовался вожжами. И он, и Вера целиком полагались на пистолеты-двигатели.
В тамбуре Алексей сначала немного успокоился. Там привычно гудел насос откачки воздуха. Потом с шипением ворвалась в скафандр дыхательная смесь. Но вот машинный шум утонул в образовавшемся вакууме. Отодвинулась выходная заслонка. За ней во всей своей грозной наготе встала черная сверкающая бездна.
И тогда начало сбываться то, чего он инстинктивно страшился.
Иглы звезд сразу обожгли глаза. Казалось, к роговице прилипли раскаленные искры, жгучие и ядовитые песчинки. Навернулись слезы. Невесомые, они не стекали вниз, а от моргания обволакивали ресницы и веки. Светящаяся Вселенная будто сжалась в кулак, потеряла расстояния, глубину, ширину.
Алексей зажмурился, но тут же заставил себя вновь взглянуть на небо. Свет мира лишился дискретности, сделался сплошным, неразборчивым, мутным.
Подобное случалось с ним только раз — во время предыдущего выхода в космос, — но в гораздо меньшей степени. И это была, видимо, неведомая ему прежде космическая близорукость.
Повернулся к корпусу корабля. Прищурился. Постарался хоть в грубых очертаниях увидеть эту титановую махину, которой он сейчас касался руками, привязывая вожжи к одному из поручней. Ведь «Диана» ярко освещена наружными прожекторами. Он помнит, как включал их. Ничего нет. Ничего не видно. Одни расплывчатые разноцветные пятна.
Близорукость ли это? Только ли она? Его охватил ужас. Несколько минут он беспомощно качался в пустоте, притянув к животу колени и запрокинув голову. Когда приступ отошел, перед глазами не было уже никаких огней. Свет погас. Кругом стояла кромешная тьма.
Слепой!..
Он тряс головой, вертел глазами, смыкал и размыкал веки…
«Слепой», — он повторил это слово вслух.
Скафандр не резонировал. Ощущение было такое, как если бы уши и нос кто-то заткнул ватой.
«Слепой», — еще раз повторил Алексей. И тут же заорал в глухую полость скафандра: «Никакого отчаяния! Не смей! Очень хорошо, что ты привязан на вожжах»…
На ощупь разыскал витающие петлей вожжи, притянулся к кораблю. Потрогал невидимыми руками его неровную невидимую твердь. Снова заговорил:
«Это же чудесно, что ты успел привязаться и висишь на вожжах. Каково было бы тебе без них, а?!.»
Он ухватился за эту возможность разжечь собственный оптимизм. Да и верно, без вожжей, не видя «Диану», он потерял бы ее. Почти наверняка.
«Очень удачно, что ты не заблудился в космосе. Тебе сказочно повезло. И как это ты догадался обмотаться вожжами? Отличное предзнаменование!»
Он не жалел слов. Так говорить легко и полезно. Удобнее гнать страшную мысль о том, что слепому будет просто невозможно выверять курс корабля, вести его на посадку.
«Долой дальние цели, — кричал себе Алексей. — Даешь ближние!»
Может быть, малая часть этого очередного возбуждения и не была искусственной. Разрешилось томительное ожидание. И от этого стало легче.
«Ты набрал полный комплект несчастий. Это тоже рекорд. Ты просто счастливчик»…
Алексея неприятно передернуло от этого случайно вырвавшегося слова. Слишком разошелся. Как мерзко, когда Вера…
«Ну ладно, работай»…
Перехватывая руками поручни, он медленно полез к люку астрономического отсека.
5. ДЕРЖИСЬ, СЫНОК!
Надо обязательно нащупать третью кнопку слева… Третью кнопку слева… А-а-а… Больно спину… В темноте ничего не видно. Нет, не в темноте, а в слепоте…
«Я должен найти третью кнопку слева. Слева…»
Алексей поднялся было перед пультом на колени, но боль опять сковала его. Он обмяк, повалился на бок и заскрежетал зубами. Очень больно…
Снова слышится в отсеке слабый голос: «Нажать кнопку…»
Он пытается выполнить приказ, данный самому себе.
Боль в спине так крепко держит его, что он не может уже говорить. Он даже забыл, зачем надо нажать кнопку, знает лишь, что это нужно сделать обязательно…
Он забыл почти все. Забыл, как задвигал массивные створки люка астрономического отсека, как ощупывал пневматические присосы герметичности. Забыл, как в изнеможении перехватывал поручни, переползая по наружной обшивке звездолета в свой люк.
Прошлое и будущее еле теплились в подсознании. Реальны лишь ближайшие цели: закрыть тот люк, проверить, доползти до своего люка, наполнить воздухом тамбур, снять костюм… Все делалось в бреду бессвязного разговора, в борьбе с припадком, который стал непрерывным, непроходящим.
