Сергей Абрамов - Карта командира Миенга
Миенг пошарил рукой по земле, поднял увесистый камень.
– Не повезло бедняге. Ударился. Ты, Ко-ля, такой большой, а он такой маленький. Разные массы. Закон Нью-то-на. Не забыл?
– Не забыл,- мрачно подтвердил Костров. - Не будет бегать где не надо.
– Он же совсем глупый, - усмехнулся Миенг. - Он не знает закона Нью-то-на... - кивнул своим бойцам: - Забирайте его.
Те подошли, один из них ткнул диверсанта дулом автомата. Он поднялся нехотя - похоже, не так уж сильно ударился - и Костров пожалел, что не может разглядеть его лица.
– Посвети на него, Миенг.
– Зачем? - спросил Миенг. - Батарейку жалко. Я фонарик ребятам отдам. Они пирогу покараулят.
– Сколько было "гостей"?
– Четверо.
– Никого не упустил?
– Никого. Только твой шустрым оказался.
– Какой он мой,- махнул досадливо рукой Костров. - С таким же успехом он мог налететь на дерево. Или на стену. Или просто поскользнуться. Я тут ни при чем. Даже не помог вам.
– Это и хорошо. Со своими врагами мы должны справляться сами... - он помолчал. - Зря я согласился взять тебя. Испугался я очень, когда он в твою сторону побежал. Моя вина.
– Причем здесь ты, Миенг? Я сам напросился. А взявшись за гуж, не говори, что не дюж.
– Как это? - не понял Миенг.
Костров усмехнулся: трудно перевести на лаосский привычную русскую поговорку. Подумал, сказал:
– Что-то вроде твоего выражения: если я стреляю, я не шучу.
– Только я не стрелял сегодня, - сказал Миенг. - Их надо было живыми взять.
– Жалеешь, что не стрелял?
Даже в темноте Костров почувствовал, что Миенг удивился, затянул паузу, потом ответил:
– Я бы не хотел больше стрелять, никогда.
– А шутить? - подковырнул Костров.
– Куда денешься... - притворно вздохнул Миенг. - С твоей легкой руки.
– Почему с моей?
– Ты же обманул меня. Ты же написал тогда в своей газете, что я похож на Сиенг Миенга.
– Откуда ты узнал? - удивился Костров. В те годы его газета крайне редко попадала в джунгли Самнеа, да и кому бы ее там читать? Русский язык в Лаосе знают немногие.
– Мне Вилайла читала. Она привезла газету из Москвы.
Этого Костров не учел. Молоденькая докторша Вилайла, подруга Миенга, училась в Московском медицинском институте и, оказывается, сохранила для приятеля вырезку с фотографией и текстом, где Костров все же не удержался, назвал его именем фольклорного героя.
– Ты на меня сердишься, Миенг?
– Нет, Ко-ля. Меня всегда так звали. Я шутил, когда просил тебя не упоминать об этом. А ты на меня не сердишься?
– За что?
– За сегодняшнее.
– Я благодарен тебе.
Они подошли к машине, которая по-прежнему темнела на обочине - только подфарники тлели красными светляками. Из леса, из черноты зарычал мотор, и на шоссе тяжело выполз грузовик с солдатами и "гостями".
– Командир, - крикнули из грузовика, - ты с нами?
– Езжайте, - сказал Миенг. - Меня товарищ довезет.
Костров включил зажигание, тронулся с места, легко обогнал грузовик, посигналив ему фарами. Миенг молчал, поглядывал вперед, на дорогу, ловил ладонью горячий ветер в открытое окно. Потом сказал:
– Не за что меня благодарить. Я показал тебе войну, а война-это совсем неинтересно.
Вот тебе и раз! Боевой командир Миенг, опытный и умный солдат, стрелок каких поискать: что из автомата, что из револьвера!
– Почему ты так говоришь?
Он опять помолчал, облизнул тонкие сухие губы.
– Я не знал ничего другого. Я родился, когда была война. Я учился, когда была война. В пещерах вместо школ, потому что война не щадила никого и бомбы падали всюду. И на школы, и на госпитали, и даже на детей, играющих на дорогах. Я стал солдатом, потому что шла война. Я стрелял. Я видел смерть ежедневно. Это страшная штука - смерть. Я ненавижу войну, Ко-ля.
– Что ты станешь делать дальше, Миенг? Учиться? Мненг долго молчал, словно подыскивал ответ - самый точный, единственный.
– Ты помнишь карту Лаоса в магазинчике на улице Самсен-таи?
– Помню.
– Я купил ее. Это старая карта. Ее еще французы печатали. Я хочу строить дороги, Ко-ля. Я буду учиться строить дороги. Я нарисую их на этой старой карте, потому что их там нет. Лет через двадцать ты приедешь в Лаос, и я покажу тебе карту. Она станет очень красивой: вся в красных линиях моих дорог, - он засмеялся, высунул голову в окно, зажмурился, сжал губы: очень сильный встречный ветер. Потом сел прямо, пригладил пятерней свои жесткие волосы, сказал серьезно:
– Знаешь, о чем я тебя попрошу? Не пиши ничего в газету о сегодняшней ночи. Я не хочу, чтобы Вилайла узнала, что я опять воевал. Ладно?
– Договорились,- сказал Костров.
На этот раз он знал точно, что не обманет Миенга.
