Андрей Имранов - Антитезис
— А так будто не откажете?
— Это не я решаю, — отрезала «училка». Лукшин колебался. С одной стороны, шансов у него вроде никаких, а с другой стороны…
— А Черкизов… ну, который до меня заходил… он проходил медосмотр?
— Все, — произнесла «училка» с нажимом, — без исключения, соискатели проходят медосмотр.
— Ну ладно, — сдался Лукшин, — куда идти?
— Недалеко, — женщина поднялась из-за стола и пошла вглубь коридора, бросив на ходу, — идите за мной. Дима вздохнул и поплелся следом.
Медосмотр оставил у него двойственное впечатление. С одной стороны, походило на то, что докторам проводимый осмотр был нужен даже еще меньше, чем самому Лукшину. Пожилой усатый врач, разве что не зевая, взял у него кровь из пальца, лениво послушал стетоскопом и сдал его другому врачу — задумчивой женщине лет сорока. Она лениво порассматривала ему глазное дно, постучала молоточком по коленке, потом отправила дальше. А вот следующий врач сходу засунул Диму в МРТ. Лукшин знал, чем является эта урбанистическая кровать с массивным бубликом у изголовья — ему уже делали томографию головного мозга — после того неприятного случая с ограблением. Также Лукшин знал, что стоит томограф весьма и весьма недешево… впрочем, деньги у здешних хозяев водились в избытке, это он уже понял. Рентген не делают — и на том спасибо.
Немного удивленный Лукшин вышел из медкабинета и прошел вслед за дожидавшейся его «училкой» обратно в холл.
— Благодарю вас, — сказала она, усаживаясь обратно за компьютер, — если вы нам подойдете, мы вам позвоним.
— До свидания, — сухо сказал Дима, думая про себя: «Да-да, конечно. Позвонят они, как же.»
— До свидания, — согласилась «училка», хватая трубку запиликавшего телефона, — да, я слушаю.
Дима хмыкнул и пошел к выходу.
— Подождите!
Лукшин, недоумевая, обернулся. «Чего еще?», — зло подумал он, ситуация начала его раздражать и, немного, пугать.
— Нет, еще не ушел, — сказала «училка» в трубку, потом прикрыла ее ладонью и — Лукшину:
— Вас приглашают на собеседование. Прямо сейчас. Второй этаж, первая дверь налево.
Дима похлопал глазами, потом пошел к лестнице. «Ни хрена не понимаю», — думал он растерянно, поднимаясь по мраморным ступенькам на второй этаж, — «что-то тут нечисто, по-моему». А когда он уже взялся за ручку «первой двери налево» его вдруг молнией настигла все объясняющая мысль: «а не органы ли мои им понадобились?!» Тогда все становилось понятным — и медосмотр, и вопросы насчет рекомендаций, семейного статуса и места проживания. И понятно, почему они Черкизова завернули. И деньги у них откуда — тоже понятно. Лежащая на ручке двери рука задрожала, Лукшин быстро убрал ее, шагнул назад и попытался привести мысли в порядок.
«Да ну брось», — сказал он себе, — «придумал тоже — чтобы в центре Москвы, у всех на виду… Да ну, бред какой. Кончай дурить!» И, быстро, чтобы не передумать и не убежать прочь из этого странного дворца, без стука нажал на ручку и толкнул дверь.
За дверью обнаружилась большая просторная комната, отделанная все в том же дворцовом стиле — с картинами в тяжелых позолоченных рамах, с лепниной на потолке и гипсовыми колоннами по стенам — но практически без мебели. Только в дальнем углу стоял стол, на столе — раскрытый ноутбук, а перед ним сидел, вперившись в экран, плотный человек неопрятного вида и мерзко хихикал. По этому хихиканью становилось совершенно ясно — там, на экране, что-то такое, что культурным людям смотреть не полагается. Очень этот тип Лукшину не понравился. Сразу и категорически. Был он рыхл, мягкотел, демонстративная недельная щетина неровными пятнами покрывала щеки и подбородок, а кудлатая шевелюра совершенно не была знакома с расческой и давно просила встречи с парикмахером. Человек поднял голову, мазнул маслянистым взглядом по Лукшину и сказал:
— Входите
Дима сделал два шага внутрь комнаты, а сидевший за столом откинулся на спинку стула, хихикнул и добавил:
— Ну здравствуй, звезда всемирной паутины.
Лукшин вспыхнул. До ломоты в висках стиснул зубы, развернулся и шагнул к двери с твердым намерением во что бы то ни стало выйти из этой комнаты, этого здания и с этой территории. Но не вышел
— Стоять! — рявкнуло из-за спины и Дима непроизвольно застыл. Обернулся. Сидевший за столом рассматривал его с нехорошим выражением.
— Я вам, Дмитрий Владимирович, дюже удивляюсь, — сказал он, качая головой, — вы так рветесь нас покинуть, что мне начинает казаться, будто работа вам не очень-то и нужна.
Дима сглотнул и промолчал. Уши горели так, что ему уже чудилось свечение с обеих сторон головы, вроде габаритных огней.
— Нет, если мы вам настолько не нравимся, валяйте! Бомжуйте по вокзалам или катитесь обратно в свой Саранск. Москва — она не только слезам не верит, она ничему не верит, кроме денег. И если вы этого еще не поняли — идите! Идите-идите. Ветер в спину!
— Откуда… — Дима прокашлялся, — откуда вы узнали?
— Что я узнал откуда? — в глазах собеседника как будто мелькнуло легкое замешательство, — что у вас работы нет? Так об этом весь интернет в курсе. Что вам жить негде? Так вы сами об этом сказали — нет постоянного адреса — значит, снимаете. Денег нет — значит, живете на улице.
— Ну да, — тупо сказал Лукшин.
— Что «ну да»? Вам нужна работа или нет?
Лукшин вздохнул.
— Нужна.
— Ну вот и хорошо. А то я уже сомневаться начал. Вы не стойте в дверях, как бедный родственник — проходите, садитесь. Вот стул.
— Спасибо, — машинально сказал Дима, расстегивая куртку и присаживаясь на краешек стула, выглядящего самым натуральным антиквариатом.
— Не за что, — желчно откликнулся собеседник. Опять качнул головой, усмехнулся и продолжил более доброжелательным тоном:
— Да вы не смущайтесь так из-за собственной никчемности, — Лукшин дернулся и попытался возразить, но собеседник не дал, выставленной ладонью отметая все возражения, — тем более, что она существует только в вашем воображении. Если бы вы были в самом деле настолько бездарны, как сами предполагаете, вы бы тут не сидели, уж поверьте мне. Я если хотите знать, даже следил за вами.
— Что? — вскинулся Лукшин.
— Успокойтесь. За вашим творчеством, я имею в виду. Змей Снегов — это же вы?
— Что? Да… я… — под псевдонимом «З.Снегов» Лукшин начинал свою журналистскую деятельность в Москве. Эти полтора года работы в «Ночном экспрессе» он потом не раз вспоминал с тоской. И пусть это был просто бульварный листок, содержавшийся малознакомым Лукшину бандюком (которому кто-то напел, как это круто — иметь собственную газету). И пусть в печать шел порой такой материал, который и просто вслух-то произнести постыдишься, даже по пьяни. И пусть про существование этой газеты мало кто знал в городе (а те кто знал, брезгливо морщились и воротили нос). Зато там Лукшин был сам себе хозяин и его статьи шли в печать (подумайте только — в печать) обычно даже без редактуры. Лукшин был горд своей причастностью к «свободной журналистике», как символ своей веры носил он красную книжечку с надписью «Пресса» и с такой уверенностью предъявлял ее по каждому поводу, что даже матерые охранники тушевались и пропускали Лукшина туда, где не всяким центральным изданиям были рады. Потом-то Дима, уже после смерти бандюка-покровителя и последовавшей вскоре кончины «Экспресса» многое понял. И гонор из него повыветрило и магическая красная книжечка вдруг растеряла свою магию и перестала открывать даже самые маленькие дверцы. Лукшин научился стыдиться этого этапа своей карьеры, и начал его скрывать, но вспоминал он о нем все равно с теплотой. Хотя теперь, с вершины приобретенного опыта он и видел, что большинство его статей были откровенно плохими.
