Тэд Уильямс - Горящий человек
Когда я была еще мала, Сулис при встрече гладил меня по голове и задавал вопросы, которые должны были выразить отеческую заботу, но на деле показывали только, что он плохо представляет себе, чем я могу увлекаться в свои годы. Когда я подросла, он стал еще более вежлив и хвалил мои туалеты или мое рукоделие в той же заученной манере, как с арендаторами в Эдонмансе, - он запомнил их по книгам сенешаля и, проезжая мимо, называл каждого по имени и желал всем доброго года.
После смерти матери Сулис еще более отдалился от всех, словно ее кончина освободила его от повседневных обязанностей, которые он выполнял столь скрупулезно. Он почти перестал заниматься хозяйственными делами и читал целыми часами - иногда и ночь напролет, кутаясь в плотные одежды от холода. Он жег больше свечей, чем все в доме, вместе взятые.
Книги, которые он привез с собой из большого родового дома в Наббане, были большей частью божественные, но попадались среди них военные и разные другие истории. Он как-то разрешил мне заглянуть в одну из них, но я тогда еще читала по складам и с трудом разбирала чужие имена и названия в описаниях битв. К другим фолиантам он меня вовсе не допускал и запирал их в сундуках. Увидев, как он их прячет, я уже не могла отделаться от этого воспоминания. Что же это за книги, думала я, которые надо держать под ключом?
В одном из сундуков хранились его собственные труды, но это я узнала только два года спустя, незадолго до ночи Черного Пламени.
* * *
В год после смерти матери, когда я нашла его за книгой в тусклом свете тронного зала, господин Сулис посмотрел на меня по-настоящему в первый и единственный раз на моей памяти.
Я робко спросила, что он читает, и он позволил мне посмотреть книгу у него на коленях, красивое иллюстрированное житие пророка Варриса с цаплей Хонсы Сулиса, вытисненной золотом на переплете. Я показала на картинку, где Варриса истязали на колесе, и сказала:
- Бедный, бедный. Как он, должно быть, страдал. А все потому, что остался верен своему Богу. Господь, наверное, с радостью принял его в раю.
Картинка с Варрисом подскочила - так вздрогнул отчим. Я подняла голову он пристально смотрел на меня своими карими глазами, полными непонятных мне чувств. На миг я испугалась, что он ударит меня. Он в самом деле поднял свою мощную руку, но лишь нежно коснулся моих волос и тут же сжал пальцы в кулак, не сводя с меня горящего взора.
- Они отняли у меня все, Бреда. - В его голосе звучала боль, причину которой я не могла разгадать. - Но я никогда не склонюсь. Никогда.
Я затаила дыхание, растерянная и все еще немного напуганная. Еще миг - и отчим пришел в себя. Он поднес кулак ко рту, притворно кашлянул - не было на свете худшего лицедея, чем он, - и попросил, чтобы я позволила ему продолжить чтение, пока дневной свет еще не угас. Я и по сей день не знаю, кого он разумел под словом "они". Императора и его двор в Наббине? Священников? Или самого Бога с его ангелами?
Я знаю одно: он пытался высказать мне то, что его жгло, но не нашел слов. И мое сердце преисполнилось болью за него.
* * *
Мой Телларин однажды спросил меня:
- Как могло случиться, что никто тобой не завладел? Ведь ты так красива и ты королевская дочь.
Но, как я уже говорила, господин Сулис не был ни королем, ни моим родным отцом. А зеркало, принадлежавшее ранее матери, подсказывало мне, что и красоту мою мой солдат сильно преувеличивает. Мать была светла, светозарна - я черна. У нее была высокая шея, длинные руки и ноги, пышные бедра - я получилась худой, как мальчишка. Где бы мне ни выкопали могилу, много места она не займет.
Но Телларин смотрел глазами любви, а любовь, подобно волшебным чарам, гонит рассудок прочь.
- Зачем тебе мужлан вроде меня? - говорил он. - Как ты можешь любить человека, который не принесет тебе земель, кроме разве что фермы, купленной на солдатское жалованье? Не даст твои детям ни титула, ни благородной крови?
Любовь не умеет считать, следовало бы ответить мне. Любовь сама делает свой выбор и сама отказывается от него.
И если бы он видел себя моими глазами, он не задавал бы вопросов.
* * *
Стояла ранняя весна моего пятнадцатого года, когда часовые при первых проблесках рассвета увидели лодки, плывущие через Королевское озеро. Это были не простые рыбачьи суденышки, а барки, в каждой из которых помещалось больше дюжины человек вместе с конями. Жители замка вышли навстречу новоприбывшим.
Вынеся на. берег все товары, Телларин и другие воины сели на коней, поднялись на холм и въехали в главные ворота. Створки навесили совсем недавно - они были из грубого, неоструганного дерева, но могли сослужить службу в случае войны. У отчима были причины держаться начеку, что подтвердили прибывшие к нему воины.
Собственно говоря, командовал отрядом друг Телларина Аваллес, всадник и родственник Сулиса, но нетрудно было заметить, кому из двоих солдаты отдают предпочтение. Моему Телларину в ту пору едва минуло двадцать лет. Не из писаных красавчиков, слишком длиннолицый и носатый, чтобы походить на ангелов, нарисованных в книгах отчима, для меня он был лучше всех. Он снял шлем, подставив голову утреннему солнцу, и ветер с озера трепал его золотистые волосы. Даже мой неопытный глаз разглядел, что он слишком молод для воина, но я видела при этом, что его соратники тоже восхищаются им.
Он увидел меня в толпе рядом с отчимом и улыбнулся, как будто узнал, хотя мы встретились впервые. А во мне кровь вспыхнула огнем, но я так мало еще жила на свете, что не распознала любовной горячки.
Отчим обнял Аваллеса, а Телларин и остальные, преклонив колени, поочередно принесли ему клятву на верность. Я уверена, что во время этой церемонии Сулис думал только об одном: как бы поскорее вернуться к своим книгам.
Воинов прислала сюда семья моего отчима в Наббане. Письмо, привезенное Аваллесом, извещало, что при императорском дворе возобновились разговоры о Сулисе и свя-щенники-эдониты усиленно этому способствуют. Если бедняк верит на свой лад - это одно дело, писал семейный совет, но когда вельможа с деньгами, землями и громким именем начинает исповедовать собственную веру, влиятельные лица видят в этом угрозу. Опасаясь за жизнь Сулиса, семья шлет ему тщательно отобранных бойцов и советует удвоить бдительность.
Хотя причина прибытия отряда была невеселой, вести с родины всегда желанны, притом многие из новоприбывших сражались рядом с другими воинами отчима, и теперь старые друзья соединились вновь.
Когда Сулис наконец удалился к себе, а Ульса еще не успела загнать меня в дом, Телларин попросил Аваллеса представить его мне. Сам Аваллес был смуглый, тяжелолицый молодой человек с пробивающейся бородкой, всего на несколько лет старше Телларина, но фамильная серьезность делала его чуть ли не пожилым. Он чересчур крепко сжал мне руку и произнес пару неуклюжих комплиментов о прелестных цветках, расцветающих на севере, а потом представили своему другу.
