Владимир Андриенко - Вирус
— Не стоит всё усложнять, капитан, — проговорил Блюмингейм. — Человек с вашими талантами способен на многое. А от господина Дуста необходимо было избавиться, как от лишних глаз и ушей Темного банкира…
Прошло около часа, и Блюмингейм подготовил инструментарий для введения имплантата. Джиму не очень пришлась по душе эта процедура, но иного выбора ему просто не предоставили.
— А вы справитесь с операцией один, без помощника? — спросил Ханнер.
Доктор подключил капитана к наркозному аппарату:
— Не волнуйтесь, капитан, я уже проводил подобные операции и Занефу, и Матизу, и Дусту.
Слова Блюмингейма не успокоили Джима, но усыпляющий газ уже начал свое действие, и сознание капитана провалилось в пустоту.
"Я играю в опасную игру, — подумал Блюмингейм, — ведь действие матрицы памяти, которую я поставлю этому человеку, предсказать невозможно. А если он выйдет из-под контроля? Ведь это существо уже не будет Джимом Ханнером — матрица полностью подавит старое сознание, заменив его новым. А будет ли новый Ханнер покладистым и послушным? Но, так или иначе, от мистера Дуста нужно было избавиться, опека Темного банкира стало для "Пандоры" слишком обременительной".
Через сорок минут операция была закончена, и Блюмингейму оставалось лишь ждать результатов эксперимента.
Ханнер пришел в себя и с удивлением посмотрел на доктора:
— Блюмингейм? Вот кого не ожидал здесь увидеть, так это вас!
— Вы знаете меня?
— Более чем. И я рад, что операцию провели именно вы. Каково мое новое имя? Как звали человека, в теле которого я сейчас нахожусь?
— Джим Ханнер, капитан "Пандоры" — звездолета, на борту которого мы пребываем в данный момент, — ответил слегка опешивший Блюмингейм. Он не ожидал, что это существо знало его лично.
На экране обзорного монитора мелькнул силуэт звездолета.
— Вот он! — Матиз указал капитану Ханнеру на судно. — Это космический танкер, в его трюмах, наверняка, полно энергона, а у нас как раз не хватает горючего.
— И что вы предлагаете? — спросил капитан Ханнер.
— Заставить его поделиться. Пугните его боеголовкой.
— Это уже прямое нарушение доброго десятка галактических законов. Это пиратство, — спокойно констатировал факты капитан.
— Не болтайте, а делайте, что говорят, — как всегда грубо отрезал Матиз.
Капитан резким движением руки послал второго пилота в нокаут и повернувшись к опешившим Занефу и Блюмингейму произнес:
— Когда этот человек очнется, передайте ему: если он еще раз позволит себе подобное обращение, то я оторву ему голову. И это касается всех членов экипажа "Пандоры".
Занеф и Блюмингейм многозначительно переглянулись и поспешили на помощь второму пилоту.
— А горючее нам действительно не помешает, — продолжил капитан. — И мы возьмем его.
Ханнер вернулся к управлению судном:
— Слушать в отсеках! Всем доложить о готовности!
Тотчас последовали короткие доклады команды, и выяснилось, что звездолет готов к атаке. В подобных ситуациях, а пираты часто прибегали к такому способу заправки, ибо садиться на многих планетах было небезопасно, уничтожать транспорт было бессмысленно. Поэтому демонстрация боевой мощи "Пандоры" имела целью убедить капитана танкера в необходимости полной покорности.
— Торпедный отсек! — капитан вызвал палубу с торпедными аппаратами.
— Да, сэр! — на экране появилось лицо худощавого молодого офицера.
— Вы знаете, что нужно делать?
— Пугнуть их торпедой? Я легко могу сбить их дальнюю защиту и даже повредить контур. Если конечно нужно!
— Только защиту. Не стоит наносить танкеру серьезные увечья.
— Есть, сэр!
Палубный офицер торпедного отсека с легкостью выполнил требуемое, и внешние силовые щиты танкера рассыпались сотнями искр, отставив судно почти беззащитным. Следом за демонстрацией силы последовала стандартная процедура захвата.
По каналам связи на борт танкера прошло сообщение с предложением подчиниться приказам "Пандоры" и уверения в случае покорности сохранить жизни членам экипажа.
Танкеры никогда не шли на сопротивление в таких ситуациях. Подобные звездолеты были неповоротливы и ценностями не обладали, а топливом можно и поделиться. Все равно много не заберут — на стандартном звездолете в отличие от звездолета-танкера были только ограниченные резервные хранилища.
— Командир! — на связь вышел отсек связи. — Они дали отводные рукава для приема абордажной команды.
— Отлично! Отряд на их борт и проследить за заправкой нашего звездолета — всех резервуаров! Вы слышите всех!
— Я передам приказ палубному офицеру! Но с вами хочет говорить капитан танкера! Вы выполните его просьбу или послать его подальше?
— Давайте связь. Послушаю, что ему нужно.
На экране большой связи появилась фигура плотного человека в старом комбинезоне:
— Я капитан танкера "Румата" Эквил.
— И что вам нужно? — спросил Ханнер, не представляясь и не здороваясь. — Я разве не достаточно ясно изъяснил наши требования?
— Нет, я все понял, но вы, очевидно, не расслышали меня! Я капитан танкера "Румата"!
— И что же такого особенного в вашем танкере?
— Я вожу горючее по заказу ГИЗы!
— Ах, вот как. И я должен испугаться? Не так ли? — произнес Ханнер. — Да я плевал на ГИЗу и всех пиратов вместе взятых! Предоставьте мне горючее — и останетесь живы! Или у вас есть другая альтернатива?
— Как вам будет угодно, но ГИЗа узнает о вашем поступке, капитан.
Командир танкера отключился. Говорить было больше не о чем.
— Капитан, — решил вмешаться штурман Занеф, — вы, знаете что делаете?
— Естественно, знаю. Нам нужно горючее или нет?
— Нужно, но в этот раз стоит заплатить за него.
— Заплатить? Я не ослышался? Вы предлагаете мне заплатить за то, что мне отдадут даром?
— Вы, очевидно, плохо представляете себе, что такое ГИЗа…
— Да вы совсем держите меня за умалишенного, штурман! — прорычал Ханнер. — Чего ради я должен бояться каких-то бродяг, у которых нет даже пристойного оружия?!
— Но…
— Разговор считаю исчерпанным, Занеф. Идите и выполняйте свои обязанности.
— Да, сэр! — Занеф удалился из командирской рубки. Более он и Матиз здесь не хозяева.
Капитан Эквил знал, о чем говорил и был убежден, что возмездие последует незамедлительно. Отведя свой танкер от "Пандоры" на безопасное расстояние, он связался с командором Акулой, одним из лидеров ГИЗы, который заслужил свое прозвище безжалостным отношением к своим жертвам, оказывавшим хоть малейшее сопротивление.