Анатолий Днепров - Полосатый Боб
Я увидел, что к часовому подошел полковник Джейкс, и они стали о чем-то говорить. Часовой несколько раз поворачивался к скале и махал рукой в ее сторону. Я оделся и спустился к ним.
– Бессонница? – спросил я Джейкса, закуривая.
– Кой черт! Сейчас мне позвонили и сообщили, что не вернулась автоматическая тележка.
– Как это не вернулась?
– Очень просто. Ее отправили в пещеру установить еще один дозиметр. И она, проклятая, не вернулась.
– Экая важность – автоматическая тележка! Целая скала взлетит на воздух, а тут – тележка.
– Наверное, у нее испортилось радиоуправление, – объяснил Джейкс.
– А если за ней кого-нибудь туда послать? – спросил я.
– Это невозможно. Приказано после двенадцати ночи к скале никого и ничего не допускать.
– Когда она уехала с дозиметром?
– В одиннадцать, – сказал Джейкс и выругался. – Нужно докладывать в центр.
Он зашагал к своему коттеджу, а я остался с часовым.
– Выскочила в темноте, как сумасшедшая, и помчалась. Вот техника!
– Ты о чем?
– Да об этой самой тележке. Бегает, как живая. И кто ее только придумал!
Стало совсем светло, и скала заиграла пурпурными и розовыми красками.
– Меня снимут с поста в половине десятого, – сказал часовой. – С этого момента никому не разрешается покидать помещение. Что вы там будете делать?
– Всякую всячину.
Я повернулся и увидел Боба. Он шел прямо ко мне, бодро шагая по песку.
– Ну и спектакль будет сегодня, правда. Боб?
– Точно, – ухмыльнулся он. – Дай-ка закурить.
– Я что-то не помню, чтобы ты раньше курил.
– Представь себе, редкий случай, когда курить предписывает медицина.
Я подумал о Маргарэт и решил, что Боб говорит в переносном смысле. Противно целовать курящую женщину, если сам не куришь.
– Вот в последний раз любуюсь скалой, – сказал я, протягивая ему зажигалку. – Тебе ее не жалко?
– Ну-ну, любуйся. А мне нужно до испытания принять уколы. – Боб заторопился обратно к зданию.
– Все в порядке, – подходя, сказал Джейкс – Решено пожертвовать тележкой. Через пару дней пришлют новую.
Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Становилось жарко.
– А правда, что будет вроде как землетрясение? – спросил часовой у полковника.
– Вы слишком любопытны. Знаете, что за разглашение военной тайны…
Я так и не расслышал, какое наказание полагается солдату за разглашение военной тайны. Зато я знал, что полагается мне. Недаром, подписав контракт, одновременно я подписал и соответствующую клятву.
В баре я взял яичницу с беконом и кружку молока. Когда я вошел, Финн уже доедал свою порцию. После вчерашнего нос у него сильно распух. Он взглянул на меня красными от бессонницы глазами.
– Знаешь, в такой день стоит помириться. Я был просто пьян, – сказал я, подсаживаясь к его столику.
Он молча взял свой стакан с молоком и пересел к окну. Значит, здорово обиделся!
– Право же, Финн, прости. Честное слово, это потому, что я был пьян. – Я подошел и тронул его за плечо.
Он резко повернулся и процедил сквозь зубы:
– Есть вещи, которые не прощают до гроба!
– Ну, ударь меня, если тебе от этого станет легче.
– Плевал я на твой удар! Иногда слова бьют сильнее, чем кулаки.
Он залпом допил молоко и вышел. Что такого обидного я ему сказал?
– Мэг, что я наговорил вчера Финну?
Она посмотрела на меня усталыми глазами. Наверное, тоже не спала.
– С ним был нервный припадок. Вы вчера сказали ему что-то относительно цены за убийство новорожденных.
– Ну и что же?
– Ночью ему позвонили и сообщили, что его жена родила сына.
Я поперхнулся молоком. Какой же я идиот!..
– Я сейчас же пойду к нему, извинюсь и поздравлю его…
– Уже поздно, – сказала Маргарэт. – Через минуту вы должны быть на месте.
Действительно, зашипел репродуктор, и диктор бесстрастным голосом объявил:
– Операторам в течение тридцати секунд занять места у приборов.
– Когда испытания закончатся, я обязательно попрошу у него прощения, сказал я, хватая Чикони за руку, как будто бы я был виноват перед ней.
Она слабо улыбнулась:
– Хорошо, идите. Пора.
– Боб на месте? – спросил я, шагая рядом с ней по коридору.
– Боб всегда на месте.
5
Это были проклятые минуты. Цокание хронометра по радио отдавалось где-то в самом сердце. Диктор деревянным голосом объявлял число минут, оставшихся до взрыва. Когда останется одна минута, он будет называть число оставшихся секунд. Я сидел у окна и, не мигая, смотрел на оранжевую скалу, которая сияла на солнце, как святая. Если верить библии, то над головами святых мучеников перед смертью вспыхивает сияние. Так оно было и сейчас. Я понимал, что сияние возникло оттого, что я слишком напряженно смотрел на оранжевую глыбу, и все равно она почему-то казалась мне сверхъестественной. Стало чудовищно тихо, как будто бы кругом все вымерло. Только хронометр по радио неумолимо щелкал.
«Шесть минут… Пять минут…»
Черт бы меня побрал за эту историю с Финном! Я вспомнил, что убийство новорожденного каким-то идиотским образом связано со взрывом под скалой. Сейчас Финн так же, как и я, сидит перед окном на первом этаже, смотрит на скалу и думает… О чем он сейчас думает? Конечно, о своем сыне, и о скале, и о том, что я ему вчера сказал. Оттого, что я точно знал, о чем в эти минуты думал Финн, мне стало еще более противно и даже страшно.
Посмотрел на два огромных молчаливых счетчика импульсов на столе. «Три минуты…» Я повернул тумблеры на панелях приборов. Вспыхнули зеленые лампочки. Сейчас приборы затрещат как сумасшедшие, подсчитывая количество смертоносных радиоактивных распадов в секунду. Интересно, что будет со скалой? Боб вычислил ее центр тяжести и рассчитал, что верхняя часть должна свалиться в нашу сторону Основание скалы, растрескавшись, немного приподнимется над землей и затем скроется в глубине образовавшейся после взрыва полости. Боб рисовал мне на бумаге, как это будет.
«Две минуты ..» Я никогда не думал, что у меня такие слабые нервы. Руки дрожали, когда я прикуривал одну сигарету от другой. На мгновение мне показалось, что подо мной затрясся пол, хотя диктор объявил, что до взрыва осталась еще одна минута. Дальше он начал считать секунды. Теперь я ничего не видел, кроме оранжевой скалы с голубым сиянием вокруг. С каждым ударом сердца сияние то расширялось, то сужалось. Вдруг мне послышалось, что счетчики импульсов затрещали, и я вскочил, но тут же сообразил, что это из репродуктора.
«Семнадцать секунд, шестнадцать секунд…»
Что делает сейчас Финн? Боб? Мэг? Что они чувствуют с приближением страшной минуты? Чувствуют ли они то же. что и я, – роковую неизбежность гибели, конца света. смерти от неизлечимой болезни? Видят ли они ослепительное сияние вокруг одинокой скалы в пустыне?
