Ганс Эверс - Мертвый еврей
- Что с тобой? - спросил меня товарищ.
- Ах, ничего. Мне просто опять вспомнилось, что сегодня день моего рождения.
- Да, в самом деле? Я об этом совсем и забыл. Prosit, фуксик! Будь здоров! Поздравляю!
- И я тоже поздравляю, - промолвил служитель.
И вдруг из угла раздался заикающийся голос:
- И я т-тож-же П-поз-здравляю!..
Стаканы выпали у нас из рук. Что это было такое? Мы поглядели в угол: мертвец по-прежнему оцепенело висел в ремнях. Тело его качалось, но лицо было совершенно неподвижно. Длинная Виргиния все еще торчала между зубов. Тонкая черная полоска крови текла сбоку по его носу и бледным пепельно-серым губам. Лишь никелевое пенсне, забрызганное кровью (он его не потерял даже при падении), слегка дрожало на носу.
Мой товарищ первый опомнился.
- Что за дикость? - промолвил он. - Мне показалось, что... Давай другой стакан!
Я достал из корзины новый стакан и налил его.
- Prosit! - воскликнул он.
- P-p-rosit! - раздалось из угла.
Товарищ схватился рукою за лоб, а затем быстро выплеснул вино.
- Я пьян, - пробормотал он.
- Я тоже... - заикнулся я и забился покрепче в угол, по возможности подальше от ужасного соседа.
- Это ничего не значит! - громко сказал мой товарищ. - Мы будем продолжать игру. Факс, сдавайте!
- Я не могу больше играть, - простонал служитель.
- Трус! Чего вы боитесь? Боитесь проиграть еще раз?
- Пусть он возьмет все мои деньги, но только я больше не притронусь к картам!
- Шляпа! - воскликнул товарищ.
- Ш-ш-шляпа... - раздалось из угла.
Меня охватил невыразимый страх.
- Кучер! - закричал я. - Кучер! Стойте! Ради Бога, стойте!..
Но тот не слышал ничего и погонял лошадей сквозь доя и мглу.
Я видел, как мой товарищ закусил себе нижнюю губу, капли крови упали на подбородок. Он резко выпрямился и наполнил снова свой стакан.
- Я покажу вам, что корпорант "Норманнии" не знает какого страха. - И он обратился к мертвому, с трудом отчеканивая каждое слово: - Господин Зелиг Перльмуттер, я сегодня убедился, что вы в высшей степени благородный студент, решите мне выпить за ваше здоровье? - и он залпом выпи красное вино. - Так! А теперь, милый Перльмуттер, я очень прошу тебя не беспокоить нас. Правда, мы все совсем пьяны! но некоторая доля понимания у меня еще осталась, и я в точности знаю, что мертвый еврей уже не может говорить. Итак, заткни, пожалуйста, глотку!
Но Перльмуттер оскалил зубы и громко засмеялся:
- Ха-ха-ха...
- Молчи! - закричал товарищ. - Молчи ты, собака, или... Но Зелиг Перльмуттер не унимался:
- Ха-ха-ха...
- Пистолеты!.. Где пистолеты?.. - Мой товарищ вытащил из-под сиденья плоский ящик, открыл его и выхватил оружие. - Я застрелю тебя, падаль, если ты скажешь еще хоть слово! - воскликнул он в безумном бешенстве.
Но Зелиг Перльмуттер продолжал каркать:
- Ха-ха-ха-ха...
Тогда тот прицелился ему прямо в лицо и выстрелил. Трахнуло так, что казалось, вся наша карета рассыплется на куски.
Но сквозь пороховой дым еще раз зазвучал ужасный хохот Зелига Перльмуттера. И долго-долго хохотал он, как будто так-таки и не хотел совсем остановиться...
- Ха-ха-ха...
..Я видел, как мой товарищ со стоном упал вперед на колени мертвецу. Я слышал из другого угла жалобное визжанье служителя.
И целые столетия ехали мы все дальше и дальше в этих ужасных, дождливых сумерках...
...Как мы приехали в лечебницу - все это я припоминаю лишь словно в тумане. Я знаю, что у нас взяли мертвеца, а заодно с ним вытащили из кареты и моего товарища. Я слышал, как он кричал и рычал, я видел, как он бил окружающих и как у него на губах выступила пена. Я видел, как на него надели смирительную рубашку и увели в больницу. Он и теперь все еще там. Врачи определили у него острую паранойю, развившуюся на почве хронического алкоголизма.
Собаку я взял к себе. Это был безобразный ублюдок. Десять лет я держал его у себя, но он все-таки не мог привыкнуть ко мне. Что я ни делал, чтобы заслужить его благоволение - все было тщетно. Он рычал и кидался на меня. Однажды я нашел его в моей постели, которую он всю перепачкал. Когда я стал гнать его оттуда, он укусил мне до крови палец. И я задушил его своей рукой.
Это было четыре года тому назад - в памятный для меня день - третьего ноября...
Теперь, господа, вы понимаете, почему это число имеет для меня такое страшное значение.
Рагуза. Март 1907
