Владимир Михайлов - Люди Приземелья (сборник)
Встревоженные Азаров и Раин вошли одновременно – их посты находились дальше всего от рубки. Азаров потирал багровую шишку на лбу: ясно, во время наблюдений не пристегнулся к креслу… Теперь все четверо, быстро поворачивая головы, смотрели то на экран, то на мелькавшие руки Калве.
Им показалось, будто прошло очень много времени, прежде чем машина звонком сообщила, что работа окончена. Калве пробежал глазами ленту и передал Раину. Астронавигатор прочел, выпятил губы. Подумал.
– Орбита нестабильна, – сказал он. – При торможении потеряна скорость…
В переводе на общечеловеческий язык это означало: ракета при торможении потеряла ход настолько, что скорость стала меньше круговой, и теперь, правда медленно, по пологой спирали, но корабль все же падает на Марс.
Это никого особенно не смутило. В их власти включить двигатели и снова развить нужную скорость. Вычислением этого маневра и занимался сейчас Калве. Он снова пустил машину.
Вскоре прозвенел звонок. Калве нажал клавишу – машина, стрекоча, выбросила из печатающего устройства короткий кусок ленты. Калве ждал, но индикаторы разом погасли: аппарат выключился.
Калве поднял брови, нерешительно потянул ленту к себе. Прочел ее. Брови поднялись еще выше. Прочел еще раз и – повернулся к товарищам – на лице его, казалось, остались только глаза.
– Так есть… По данным расчета, – сказал он медленно, – в этих обстоятельствах нам… как это? Нам нет возможности выйти на заданную орбиту при условии сохранения посадочного запаса горючего… Перерасход топлива из баков последней ступени. Так здесь сказано… Мы остаемся – вернее, падаем на Марс.
2
Тяжелое молчание стояло в рубке; привычное гудение приборов стало угрожающе громким.
Калве сидел, уронив руки; из-за невесомости они нелепо торчали в воздухе. Остальные – кто сидел, кто стоял, откинувшись немыслимым образом, ухватившись за что попало. Обрывок бумажной ленты, подгоняемый слабым ветерком от скрытых в стенах вентиляторов, медленно кружился под потолком, пока не прилип накрепко к решетке регенератора. Тогда Сенцов, внимательно – словно это и было самое главное сейчас, – следивший за его полетом, сказал:
– А почему беспорядок? Всем быть по местам…
…Тогда, в первую минуту, никто не поверил случившемуся, хотя у каждого дрогнуло сердце. Сенцов даже начал было с досадой: – Ну, дорогой товарищ, и загнул же ты…
Калве, пожав плечами, ответил:
– Так есть.
И Сенцова убедили даже не слова его, а слишком спокойный тон. Тогда все замолчали надолго…
Теперь космонавты расселись по креслам, и Сенцов сказал:
– Ну, погоревали – хватит.
– Собственно говоря, – начал Калве, – я не совсем понимаю… Вычислитель, конечно, лучше знает… Но какое значение имеет то, где именно горючее – в последней или в основной ступени? Почему мы не можем включить двигатели?
Сенцов насторожился: Калве все отлично знал, и если сейчас это вылетело у него из головы – значит, крепко он волнуется.
Коробов спокойно ответил:
– Как ты знаешь, ракета наша сейчас состоит из двух ступеней. В основной, задней ступени – лишь топливо и ходовой двигатель. А тормозиться мы можем только при помощи двигателей, сопла которых обращены вперед. Они находятся в этой вот, последней ступени ракеты, где мы сидим.
– Ну и что? – спросил Калве.
– А то, что расход топлива последней ступени на этом участке полета не был предусмотрен. А мы его израсходовали, и общий запас стал меньше расчетного.
– Позвольте, позвольте, – сказал Раин. – Но ведь можно же там сориентировать корабль так, чтобы тормозиться основной ступенью?
«Там» – означало: там, около дома… Домом сейчас была не только Земля, но и лунная база.
– Нет, – сказал Коробов. – Горючее основной ступени почти все израсходовано. После облета Марса и завершения программы наблюдений придется ударить двигателями, чтобы лечь на обратный полувиток – к Земле. Затем должна быть еще одна коррекция, потом вторая – и основную ступень придется отбросить. Да вы что – разыгрываете меня, что ли?
– Нет, я вспомнил, – сказал Калве. – Вычислитель не сработал именно потому, что запас топлива – ниже нормы. Он не блокировал двигатели, пока ракете угрожала смертельная опасность, но теперь… О, это очень совершенное устройство.
– Да, – сказал Азаров, – однако теперь решать должно уже не устройство, а мы. Хотя мы от этого и отвыкли, кажется…
– Вздор! – прервал его Сенцов. – Но решать надо быстро.
– Объявлен конкурс на лучшее рационализаторское предложение, – громко объявил Коробов. – Премия – экскурсия по маршруту Марс – Земля…
Никто не поддержал шутки. Сенцов повторил.
– Решать надо быстро и основательно. Слишком дорого стоит стране наш полет…
Но так вот, на скорую руку, ничего в голову не приходило, кроме мыслей самых фантастических. Наконец Раин сказал:
– Ну, таким образом мы далеко не уедем… не дальше Марса. Слово за Калве. Пусть посоветуется с вычислителем…
Калве с сомнением покачал головой, но глаза его заблестели. Он подошел к программному устройству; несколько секунд, размышляя, ласково поглаживал его матовый кожух…
Машина не отвечала долго – за фасадом вычислителя, судя по сумасшедшей пляске огоньков, шла напряженная работа. Наконец Калве получил ответ, просмотрел его и протянул Сенцову.
Тот минут пять изучал ленту. Все напряженно следили за его лицом, почти физически ощущая, как корабль проваливается все ниже к поверхности Марса. Но вот Сенцов поднял глаза.
– Ну вот так-то… не мудрствуя лукаво. Выход вполне разумный. Поскольку количество топлива, нужное нам, зависит от массы корабля, и дозаправиться мы не можем, значит, остается только одно, что машина и предлагает: уменьшить массу…
Пилоты переглянулись; решение, продиктованное электронной логикой, показалось им абсурдным. В первую секунду оно выглядело таким же нелепым, как если бы кто-нибудь предложил бегуну расстаться с рукой, или с желудком, или с печенью, для того чтобы увеличить скорость… Это объяснялось просто: каждый из них воспринимал корабль как живой организм, у которого нельзя отнять какую-то, пусть даже самую малую часть без того, чтобы не нарушить точной и согласованной работы всех органов.
Но аналогия была лишь внешней, корабль был всего лишь комплексом деталей – важных и менее необходимых, и машина, как известно, чувствовать не умеющая, просто напомнила об этом.
– Что ж, – сказал Коробов, – это выход. Надо только разобраться – без чего мы можем обойтись. Что сбросить. Этого машина не скажет…
