Феликс Дымов - Я+Я
А вскоре начнется скука. Смертельная. Бесконечная. И ещё более утомительная от сознания безысходности. Над жизнью нависнет приторная, до тошноты приевшаяся маска, вдесятеро чудовищнее от того, что будет изображать свое собственное лицо. Приговоренный наблюдать себя со стороны, я заранее предугадаю, что именно скажу, куда повернусь и как вздрогну от неожиданности. И если даже у меня отнимут игрушку — разлучат с живым автопортретом, — я сам себе стану двойником. Потому что наималейшее внутреннее движение автоматически свяжется с конкретным изменением образа моего я.
Заученный, запомненный, надоевший себе до идиотизма, я ни с одной гримасой не уйду от собственных глаз. А когда захочу найти спасение в полной неподвижности, в отсутствии всякой мимики, мне напомнят о себе мускулы, живущие в противоборстве чужих биотоков.
И уж совсем неуютно станет из-за того, что ни за какими стенами не укроешься от взгляда на себя моего Я-визави: ведь где бы он ни находился, он всегда будет чувствовать то же, что и я.
Я вздрогнул. Нет. Нет-нет! Я не хочу такого познания, оно убьет саму радость бытия, отравит медленно, исподволь, громоздя нелепицы на успех эксперимента. Я утрачу вкус и счастье жить, ибо будущее вместе с неизвестностью потеряет смысл. Такое, что там ни говори, могла выдумать только машина: вырвать человека из человечества и раскрыть для кого-то одного. Раскрыть полнее, чем любой неодушевленный предмет на ладони — до последней клеточки, до самой элементарной мысли. Перед этим ужасом обнажения я впервые понял, что человек должен познавать себя собственным пристальным зрением, иметь защиту от телепатического вмешательства. Даже страх, боль, чувство голода должны быть личными, выстраданными, а не наведенными от чьих-то чужих ощущений.
— Надо же, одно прошлое на двоих! — Я поднес ко рту внезапно озябшие пальцы, подышал на них.
— Надеюсь, ты не побежишь давать объявление: «Украдена биография. Просьба срочно вернуть владельцу»?
— Иронизируешь? Представляю твой видок, если б я в БиоМРАК программу на познание амебы заложил? Так сказать, для простоты.
— Разумеется, в этом случае тебе было бы легче себя раскусить.
Мы синхронно захихикали, будто каждый уже увидел на месте другого гигантское одноклеточное.
Но вот у моего Я-визави поднялась бровь: именно в этот момент меня кольнула крохотная идейка, и я, конечно, не стал держать её при себе:
— Давай на завтра распределим обязанности?
— Нет ничего проще. Ты слушаешь лекции, формулируешь Церу второй постулат, который я великодушно тебе дарю, и выигрываешь две партии у Эт-кина. А у меня легкая прогулка с Викой в экваториальную Африку.
— Это ты брось! — Я нахмурился и постарался придать лицу независимое выражение, которое тотчас проявилось в моем двойнике.
— Пока она тебя знать не должна. Потом когда-нибудь скажем…
— Ты форменный шантажист. Пусть сама выберет, мы ведь вместе на свидание ходили, ты и я. В конце концов, в мой мозг все твои чувства заложены.
— Не все. Мы с ней сегодня… Ну… целовались.
— Вот они, последствия разделения личности! Стоило дня на два задержаться в общей оболочке, и я испытал бы то же самое…
— Замолчи, пошляк!
— Раскипятился! Раньше ты вроде не придавал значения таким вещам?
— Да пойми ты: Вика — это… Ну, это Вика!
— Доступно. Однако и я тебе как будто не чужой. Раз такое дело — может, и её в близнецов, а?
О БиоМРАК! Я скрипнул зубами. Если это придумано моим двойником, значит, где-то и у меня в подкорке подобные мыслишки бродят. Викины лицо, глаза, руки, волосы — все удвоено, утроено, пущено под копирку. Десятки, сотни, гаремы любимых девушек! Можно раздаривать знакомым, и их не убудет. И каждый вечер рядом с тобой будет та же, но уже совершенно иная, всегда иная подруга!
Нет! Только не это! Страшное могущество науки не должно оборачиваться темной и низменной стороной.
Я так взглянул на Арьку, что противную его ухмылку точно ветром сдуло. Надо отучить себя так ухмыляться: тонкое, чуть заметное движение губ — и все вокруг развенчано, унижено и опрокинуто. Даже дрожь пробирает.
— Прости, я понял, — произнес Арька-два моим, слегка охрипшим голосом.
На миг почудилось, это я устал и постарел лет на десять. Гдето далеко в прошлом остались Толик, Кива, курсовик. А здесь, наедине со мной, были только два моих я, вдвое удлинившаяся жизнь, неопределенное будущее… И бремя тяжкой ответственности за эту вот разбуженную неопределенность.
— Слушай, Арька-дубль, а чего мы, собственно, вибрируем?
Обнародуем завтра по всепланетному вещанию — и пусть все человечество думает. Плюс Мировой Совет.
— Цер не простит. И ребята будут зубоскалить.
— Перетерпим.
— При нашем-то сходстве? Да неужели не найдем возможности отыграться?
— Как же! Выпустят нас всякие комиссии из своих лап.
— Нам-то что, а вот БиоМРАК жалко. Затискают его умиленные тетеньки и дяденьки в степенях и ужасно ученых диссертациях. А он у нас тихенький, к вниманию не приучен.
— Наложат ограничение на эготрон…
— Еще бы. Иначе столько эгоистов расплодит — голова закружится. Если уж кого и умножать, так гениев.
— А куда серым двойничкам вроде нас деваться?
— Разрабатывать этические варианты проблемы. Нехорошо, мол, деточки, лазать в эготрончик. Там разные глупости увеличиваются в геометрической прогрессии.
— Так сразу гипотетические деточки и поймут всю аморальность своего поведения! Впрочем, кому понравится жизнь у всех на виду, как в аквариуме?
— И все-то ты понимаешь, дубль-Арька, даже противно! — Я с удовольствием посмотрел на его… то есть на мою… в общем, на нашу физиономию. А что? Вполне милая физиономия. Еще ведь не наступил второй этап, когда начнет друг от друга тошнить.
— Что будем делать?
— В данный момент? Соблюдать никем не отмененный режим. Отбой ещё в прошлых сутках остался, — И ты способен сейчас заснуть?
— Еще как! Вот здесь на ковре и устроюсь. Кинь-ка мне простыню. И подушку тоже, не стесняйся. Одну ночь и без них на тираклоне выспишься, мой неожиданный гость на Земле!
Арька хмыкнул и погасил свет.
Засну ли? Никто не знает, как и в чем проявится наша телепатическая настроенность. Усилится ли она со временем или ослабеет по мере наложения все новых черточек на каждую из hmdhbhds`k|mnqrei? От этого зависит, жить ли нам одновременно или кому-то придется уходить обратно в небытие. А кому именно? Ни один не имеет перед другим преимущественных прав, продиктованных моралью или генетикой. Сколько путей у нас, первой пары нетривиальных близнецов? И какой новый потрясающий эксперимент зреет сейчас в чьей-то гениальной курсантской голове?
