Валерий Вотрин - Журнал «Приключения, Фантастика» 4 96
— Я их помню.
— Мы никогда не дрались с ними, как дрались с титанами, — сказал Пиль. — Они просто не давали нам повода. Кто-то из наших высказал предположение, что их сокрыл отец их Тартар. Это всего лишь одна из многочисленных версий.
— Тогда стоп, — сказал Мес. — Ты говоришь с такой страстностью. Все равно. Ведь на Земле больше не наша власть. Там теперь сидит он, а потому нас его проблемы не касаются. Нам неизвестны цели Гогна. Может, они хотят подчинить себе Землю, воспользовавшись нашей слабостью. Ну что ж, они вовремя ударят, как он тогда вовремя ударил, вторгшись в наши ряды и рассеяв их.
Пиль выпрямился. Улыбка изгибала его губы.
— Ты не в курсе дел, — сказал он. — Потому что давно не был на Земле. О ком ты говоришь? Если о нем, то там нет его. А есть там Архонты, они ведают всем. Существует негласный договор, который составили он и некоторые из Семьи и еще другие — это было, когда он умер в последний раз. Так вот, там сказано, что Архонты будут распоряжаться всем вплоть до его второго прихода. Договор действителен и поныне. Ты тогда отсутствовал, и где ты был, мы не знаем. Но ты не стал Архонтом, хотя занимал и занимаешь видное положение в Семье.
— Ты тоже князь?
— Даже не собираюсь им становиться. Власть, знаешь ли, развращает. Но тебя они настоятельно просят вернуться. Ты им нужен. Тифон поднял голову. Дети Нуна подняли головы и шипят. И потом — брат твой уходит. Ты им нужен, Аргоубийца.
— С каких это пор ты выполняешь мои обязанности?
— Хе-хе, — хихикнул Пиль. — Ничьих обязанностей больше не существует. Все Ремесла перераспределены, потому что нету больше великих, кто ведал ими раньше, а он их Ареалы забрал себе перед тем, как вознестись. Но самое главное, что все он унести не мог. Поэтому на Земле остались Архонты. К слову сказать, — тут Пиль снова захихикал, склонясь к Месу, — Архонты вредят ему и будут вредить до скончания веков, потому что по сути-то они — старые. Он отлично это понимает, но поделать ничего не может. Возможно, у него не хватает ресурсов — заместить всех своими сторонниками. Возможно, уже нет сил. Все возможно. В любом случае это нам на руку.
— Ты мне про него не рассказывай, — прервал его побелевший Мес. — Я рыбу ненавижу. Мне известно, кто он, но меня совершенно не интересует, где он сейчас и что делает.
— Не тебе одному неизвестно, где он сейчас. Никто не знает. Все теряются в догадках. Выходит, что он оставил Землю на Архонтах. А им только того и нужно, ведь они снова дорвались до желанной и давно утраченной своей власти.
Темнело.
— Много там этих… Архонтов?
— Как положено, — сразу же ответил Пиль. — Семеро. Пока.
— А что… Луконосец? — замявшись, спросил, наконец, Мес. — Что с ним? Почему он…
— Он устал. Они все устали. Появившаяся в последнее время проблема сначала не обещала быть такой сложной. Однако незаметно она разрослась, и никто не знает выхода. Твой брат — не первый, кто уходит. Сестер твоих уже нет — они ушли первыми.
— Как же мир… без них?
— Обходятся, — фыркнул Пиль. — В конце концов, это воля каждого — уйти, когда он желает. Не нам отговаривать.
— Все равно, — отрешенно сказал Мес. — Так кем стали Гогна? Ведь это их ты имеешь в виду, когда говоришь об этой серьезной проблеме?
Тьма наползала с запада по мере того, как садилось кровавое солнце. В ней тонули безбрежные леса, а небо начинало покрываться бледной сыпью звезд.
— Если хочешь что-либо узнать о них, — ровно сказал Пиль, — спрашивай не у меня. И не у членов Семьи ты должен спрашивать об этом. Никто не знает.
— А у кого? — взглянул на него Мес.
— Ты знаешь сам.
— Все это время они скрывались в Недрах, — задумчиво проговорил Мес, — но я не встречал их, когда бывал там. Ни разу не встречал.
— Чем ты занимался все это время? — спросил Пиль.
Подул ветерок, прохладнее, чем до этого. Леса внизу зашумели под его порывами, а звезды в темной вышине взволнованно замигали.
— Тем же, — ответил Мес. — Никто не слагал с меня моих обязанностей, а сам я — не лодырь и не трепло, чтобы внезапно уйти от дел. Люди переселились на другие миры — что ж, им все равно необходим проводник, ибо кто из них сам найдет дорогу за Гранью. Они торгуют — им нужен покровитель.
— Все как в добрые старые времена, — медленно кивнул Пиль, гладя на темно-синий небосвод, раскинувшийся над ними. Дул ветер. Они стояли, глядя, как на западе медленно, неохотно разгорается желтоватое бледное свечение, и полоса лесов, зубчатая и темная, резко выгравировывается на фоне его.
— Вот в чем странность, — прервал молчание Пиль. — Мы знаем судьбы мира, а люди забыли нас. И никто, как и прежде, не поклоняется Насмешке и не приносит жертвы Злословию.
Поколебавшись, Мес вдруг обнял его.
— Зря ты это, — сказал он. — Пойдем лучше… вина выпьем. Пойдем.
При неярком свете звезд он увидел, как блеснули слезы на глазах Пиля.
— Ты остался добрым пастырем, — прошептал он. Красная сырная головка луны взошла на небе.
Сначала небо было белым и палящим. Потом оно начало темнеть. Происходило это быстро, даже чересчур быстро, для того, кто не привык к нраву пустыни и поэтому не чувствовал изменчивости ее климата. Небо начало темнеть, первые несмелые дуновения ветра колыхнули верхушки барханов, и они задымились. Горизонт стал желтым и неотчетливым, будто далеко за ним кто-то большой и тревожный зажег огромные дымные костры, и они наполнили воздух пыльной гарью и желтизной.
Мес находился на Земле. Он давно здесь не был, так давно, что и не помнил, когда был здесь в последний раз. Он возник в полуобвалившемся белом храме с толстыми негладкими колоннами, расположившемся в самом сердце Ливийской пустыни. Сейчас он пробирался сквозь начинающийся самум, наощупь, наобум, сообразуясь с собственной интуицией, а потому не наверняка, как хотелось бы, и ругал всех богов пустыни, каких только знал. Ругал он и духов пустыни, не называя их, однако, по именам — в его положении это было более чем опасно, ведь он, вторгшийся на чужую территорию, ничем не смог бы помочь себе в случае опасности и мог быть с легкостью уничтожен. Поэтому духов он ругал словами злыми и непотребными, шевеля губами, покрытыми мелким легким песком, — в воздухе его становилось все больше.
А ветер выл — надрывно, мерзко, вызывая какие-то тревожные, тоскливые ассоциации, — с верблюжьими костями под неимоверной толщей песка, с белыми выветрившимися человеческими черепами — ветер и песок сожрали их темя, и теперь только глазные впадины да зубы белеют сквозь прах, — с одинокими путниками и почему-то с перезвоном колокольчиков каравана — мерным, глуховатым таким перезвоном, который доносится до умирающего от жажды, когда караван проходит от него в двух шагах. Ноги Меса по самое колено погружались в сыпучий песок, и ему казалось, что когда-нибудь нога его не встретит препятствия, и он завязнет в этой желтой пустыне навсегда.
