Наталья Соколова - Пришедший оттуда
Он с самого начала был против обмена.
- Мама, зачем ты его так кутаешь? Ведь на дворе совсем тепло.
Теща, не обращая на Майку никакого внимания, обкручивала Мальчика каким-то пятым пледом, прежде чем уложить его в коляску и выставить на балкон.
- Мама, он же весь красный, выпученный.
Теща наконец удостоила ее ответом:
- Все-таки ветер. И потом, Мальчик вчера купался.
- Позавчера.
- Не учи меня. Тирань своего Юрку. А я уж как-нибудь без тебя...
Тещу не переспоришь.
Она настоящая мать-командирша.
Все дело в том, что она растила целое подразделение сыновей и завела в доме суровую военную дисциплину. Приказано Алехе вынести мусорное ведро, а на самом деле не его очередь, - все равно, будь добр, сначала вынеси, а потом при случае, если уж тебе так хочется, можешь пожаловаться: "Мама, а ведро-то должен был выносить Кирюха". А лучше не жалуйся - а то мать скажет ехидно: "Ах, бедный... лишнее ведро вынес. Как бы не надорвался" и даст вне очереди наряд чистить кастрюли.
Впрочем, когда я появился в доме, это все уже отошло в область семейных преданий. Парни разъехались. Остались от них какие-то огромные раскоряченные лыжные ботинки, которые никому не годились, тяжеленные гири, которые никто не мог поднять, учебники, где Мичурину были подрисованы рожки, а Марии Кюри усики, части не то от старого велосипеда, не то от разобранного радиоприемника, гайки и шурупы в коробочках из-под "Казбека", залежавшиеся пакеты с фотобумагой. Эти окаменевшие пласты прошлого загромождали шкафы и полки, всем мешали; но выкидывать ничего не разрешалось - как будто братья вот-вот воротятся и с ходу примутся за прерванные, недоделанные веселые свои труды! Кроме вещей оставались еще легенды. Богатырские легенды. "Вмятина на двери? Это Алеха делал тройное сальто. Ну и вмазал головой. Дверь как затрещит..."
Орлы вылетели из гнезда. А тут как раз подросла Майка. Гадкий длинноногий аистенок превратился в хорошенькую девушку, на которую оборачивались на улице. И вот в доме после героического периода, периода титанов, настала эпоха мягких нравов, женственности, изящных искусств; камни суровой циклопической кладки сменились завитушками в стиле рококо. На кресле теперь висели чулки и валялась книжка стихов Щипачева с загнутыми уголками; проигрыватель с подоконника твердил что-то плавное, томно-тягучее. И стали к Майке ходить мальчики, то есть мы, олухи, идиоты чистой воды, которых она то завлекала, щуря шоколадные глаза и небрежно ероша короткие волосы, то прогоняла, но так, чтобы можно было опять завлечь. А отец Майки, отличный человек, с которым я теперь очень дружу, тогда больно ранил наши сердца, даже об этом не подозревая. Представьте себе: вечер - Майка стоит у перил лестницы с очередным поклонником, проходит отец, улыбается самым любезным манером: "Здравствуйте, Дима. Ах, нет, простите, Слава... Дима был вчера". А стоит-то с Майкой вовсе Юра! Эх...
Итак, гнездо опустело. В результате у матери-командирши осталось изрядно поредевшее войско: Майка, Гоша, ну, и я. Небогато. Гоша был крепкий веселый парень, но маловат ростом - как будто природа перерасходовала материал на старших, а сюда пустила остатки. Я был в очках и тихий. Кипучая энергия тещи не находила применения. На одну человекоединицу в семье приходилось слишком много всяких приказаний и указаний. Нет, внук был положительно необходим!
Но постоянный внук. Настоящий, прочный. С именем, все честь по чести. А не какой-то временный Мальчик, за которым вот-вот придут из базовой конторы.
Семье требовалась прочность, определенность.
Тем временем Мальчик рос. Два раза в неделю мы распрямляли его согнутые ножки, придерживали их, и Майка мерила его старым, истрепанным сантиметром от макушки до пят. В нем было уже 62 сантиметра.
Он что-то погрустнел у нас. Стал хуже кушать. Не водил глазами по сторонам, когда его выносили закутанного на балкон. Не радовался вечером при виде деда.
Как-то я увидел: одинокая слезинка медленно прокатилась у него по щеке.
- Что это?
- Просится в жизнь, - сказала многоопытная соседка тетя Феня, гардеробщица в школе. - Это уж точно, можете мне поверить. Я их понимаю: когда зубки режутся, когда что... А как же вы думали? Наполовину выпустили душу живу, наполовину придержали. Пустое дело... И долго вы его так в параличе собираетесь держать? Или уж сдавайте куда следовает, на склад. Обратно, значит, в никуда. Или допускайте до жизни.
Он маялся, Мальчик, томился своим молчанием, бездействием - и чем дальше, тем больше.
Как-то поздно ночью я оторвался от работы (Майка уже спала) и заглянул за книжный шкаф, в угол, где стояла маленькая кроватка. Мальчик не спал, его глаза, в которых уж билась мысль, сознание, глядели на меня с такой укоризной, с таким осмысленным и страдальческим выражением... губы так жалко сморщились, горестно поджались...
Короче говоря, я не выдержал. Тихонько переложил его на животик, попкой кверху, и повернул ключ. Да, сделал второй полный оборот ключа. Будь что будет.
Я, правда, очень боялся, что Мальчик тут же заорет трубным голосом, перебудит всех домашних - и меня застигнут на месте преступления. Но он ничего такого не сделал. Честное слово, с этим хитрецом можно было иметь дело. Он только вытянул ручки над головой, сладко и долго потянулся первый раз за все эти месяцы. Потом посмотрел на меня самым милым образом, как будто выражал благодарность, захлопал ресницами, полузакрыл глаза... И через минуту уже спал, ровно дыша, привалившись щекой к подушке, свободно раскинув руки.
Я на цыпочках вернулся к столу, и на душе, признаться, у меня было неважно. Ох, какой завтра подымется кавардак!
Но никакого кавардака не было. Все прошло на редкость спокойно и гладко. Майка утром, конечно, заахала, когда обнаружила, что Мальчик старается засунуть ногу в рот и при этом весело бубнит: "А-баба-ба!" Я высказал предположение, что ключик мог повернуться сам, во время сна, от какого-нибудь неосторожного движения - несовершенство конструкции, то, се, пятнадцатое, ведь трудно все предусмотреть.
Майка как-то бездумно согласилась, - хорошо, что она у меня такая легковерная.
Теща, та просто была довольна:
- Пора ему сидеть. Залежался.
Тесть, придя вечером, неожиданно всей силой своего технического авторитета поддержал мою сомнительную концепцию о нечаянном повороте ключа.
- Конечно! Мальчик подрос, движения стали порезче... А ключ, он ведь сидит в гнезде свободно. У нас был случай с Федорчуком - собирали мы, помню, каретку первого опытного 1К62. И вот ползушка...
- Три звонка. Это к нам, - сказал Гоша.
Появился незнакомый человек с коробкой. Начал деловитой скороговоркой:
