Александр Мирер - Знак равенства
...Он предвидел неприятности уже тогда, когда в подвале его института появилась новая табличка: "Лаборатория электрогипноза" - в несчастливом соседстве со студией кинолюбителей. У него были принципы. Одним из первых значился; "Только молодость способна на истинное творчество". В соответствии с этим правилом он и подписывал им ассигнования - немного, очень немного, скромно. Он разрешил им работать по ночам. Студентам-медикам, студентам-психологам, молодым инженерам. Отпустил к ним Римму - очень, очень способная девочка и красавица! Талант в сочетании с обаянием. Он знал, что молодые инженеры, энтузиасты, все поголовно влюблены в молодую начальницу и что окрестные радиоинституты платят тяжелую дань новой лаборатории. Хитростью, просьбами, обаянием они собрали в своем подвале такое количество электронного оборудования, что пришлось нанять нового завхоза, отставного флотского радиста. И спустя пять лет, когда "электронный гипнотизер" по всем критериям перекрыл любого живого и Римма Ивановна закончила докторскую диссертацию, тогда начались неприятности.
К тому времени лаборатория захватила уже весь подвал, оставив место лишь для киностудии. Возможно, это соседство и навело их на мысль - снять экспериментальный гипнофильм под названием "Транслятор Винера". В сущности, примитивная идея. На кинопленку, рядом со звуковой дорожкой, записывается программа для электронного гипнотизера, и каждому зрителю внушается автоматически, что он не только сидит в зале, но и действует на экране. Перевоплощается, так сказать, в любое действующее лицо, на выбор". По возрасту и наклонностям. Х-м... Незачем теперь утверждать, якобы он, Терентий Трошин, предвидел недоброе. Ничего он не предвидел! Резвился он, вот что. Резвился. Хихикая, предлагал сделать главным героем собаку - ему, дескать, хотелось бы перевоплотиться в хорошенького песика и перекусать своих милых сотрудников поголовно. Великодушно разрешил съемки в своем кабинете, в вивариях, в клиническом корпусе. Дальше - больше, сам согласился поиграть в главной роли... старый дурень... юбиляр. Но этой глупости - показывать гипнофильм неподготовленному пациенту - этой глупости он не санкционировал.
Точно через пятнадцать минут он подъехал к Сандлерам. Главный психиатр республики стоял у подъезда, задрав массивную голову, и оглядывался с крайним недовольством.
- Что случилось, Терентий?
- Садись, Давид, расскажу по дороге, - он перебросил трость на заднее сиденье.
- Никогда не езжу рядом с шофером, - сказал Сандлер.
- Садись, садись... Слушай. Нынешней ночью Римма Ивановна с компанией решили испробовать гипнофильм на неподготовленном пациенте. Заманили какого-то кассира с улицы...
- Возраст?
- Около пятидесяти.
- Дебил?
- Господь с тобой, Давид! Нормальный обыватель.
- Почему же такое легкомыслие? Зачем пошел?
- Обманом завлекли, убедили его, что в здании института кинематограф.
Сандлер гулко засмеялся.
- Смешно и грустно, Давид. Он вообразил себя Бронгом. Якобы он и есть ретранслированный ученый, понимаешь?
- Ein grobischer Skandal [огромный скандал (нем.)], - сказал Сандлер. Криминал налицо... Посмотрим, что можно сделать, старый хитрец.
Терентий Федорович пожал плечами. Почему же хитрец? В таком щепетильном деле естественно заручиться поддержкой сановного друга.
- Я запретил им предпринимать что-либо до нашего приезда. Пока что он спит.
Они вышли из машины и в полутемном вестибюле миновали кабинку вахтера, в которой прошлым вечером сидела Олечка-Симплиция, изображавшая кассиршу. Об этой подробности профессор уже слышал, но про балаган с "узнаванием" около кассы ему не рассказали - не осмелились. Прошли через конференц-зал - экран еще не успели убрать со сцены. Было слышно, как ночная вахтерша запирает за ними входную дверь, придурковато хихикает - бывшая пациентка, так и прижилась в институте.
- Богадельня, - сказал Терентий Федорович.
Еще по-ночному тихо было в здании. Из вивария доносился смутный лай собак и визгливое уханье двух шимпанзе. Но когда они подошли к подвальной лестнице, раздались громкие голоса и навстречу выбежала бледная Римма Ивановна. Увидев начальство, остановилась - слезы брызнули из глаз.
- Ein grobischer Skandal, - величественно повторил Сандлер. Успокойтесь, коллега. Образуется, как сказал Лев Толстой...
- Все пропало, - всхлипнула Римма Ивановна. - Он проснулся и ушел через черный ход, через двор...
- А, чепуха, - воскликнул директор, - давно ли... едем вдогонку!
И тут его перебил Давид Сандлер:
- Насколько я понимаю, молодым людям неизвестен ни адрес, ни фамилия испытуемого... не так ли?
Римма Ивановна плакала. Профессор Трошин в гневе стучал тростью по каменным плитам. Все было так, как сказал Сандлер. Они нарушили психику здорового человека и потеряли его в большом городе безвозвратно. Как его найти? В городе несколько тысяч кассиров, а кроме того, что он кассир, ровным счетом ничего не было известно...
В городе было несколько тысяч кассиров, и для пятой их части начинался горячий день. Василий Васильевич, собственно, даже во сне помнил, что утром к нему явятся три десятка инкассаторов из институтов и прочих мест, а он выдаст им круглым счетом два миллиона рублей новыми деньгами. Проснувшись, он глянул на часы - без пяти семь! Поскорее он спустил ноги с кушетки, приоткрыл одну дверь, другую, неожиданно попал во двор и удалился через незапертые ворота. Банк открывался в девять - Василий Васильевич как раз успеет зайти домой, позавтракать и побриться и, как обычно, прогуляться пешочком до банка. Вчерашние события вспоминались ему довольно смутно, забор и ворота института, выходящие в проулок, не вызывали никаких ассоциаций. Хмурясь и пожимая плечами, Поваров одернул помятый пиджак, подтянул галстук и направился к дому.
В этот самый момент к институту подкатил "москвич" с двумя профессорами, и вахтерша в шляпке отпирала им дверь. В этот самый момент Толик Погосьянц метнулся по двору и, как черная молния, понесся по проулку, но в сторону, противоположную той, куда направился испытуемый. А Василий Васильевич степенно шагал к дому, удивляясь про себя - как так получилось. Он отлично помнил вчерашнее, но до какого-то момента. Как он рассердился неизвестно на что и отправился коротать вечер в кино - помнил. Милиционера тоже помнил, и желтый свет плафона... стоп, стоп! Пусто. Воспоминание тренькнуло, как балалаечная струна, и исчезло. Растворилось в теплом асфальтовом запахе июльского утра - надвигался жаркий день. И в его горячем ритме, в деловом напряжении, в сутолоке людей у кассового окошечка Поваров окончательно пришел в нормальное состояние, как будто он провел эту ночь в своей постели, а не на жесткой кушетке, покрытой белой медицинской клеенкой. Можно было считать, что Римма Ивановна беспокоилась напрасно - Погосьянц был отличный гипнотизер. Это он уверенным, жестким, повелительным голосом своим вверг Поварова в забытье и приказал: "Вы не помните, вы ничего не помните, спите! Проснувшись, вы ничего не будете помнить".
