Эдвард Элмер Смит - Мятеж в галактике
Опираясь на любовь и поддержку новой семьи, он сумел начать другую жизнь, порвав с прежней, потерянной. И вот в эту новую жизнь без предупреждения врывается болезненное напоминание о том, что осталось позади, сестра, столько лет презиравшая его, а теперь, очевидно, попавшая в беду и нуждающаяся в его помощи. Это должно было быть тяжелым ударом, хотя, отлично зная Пайаса, Ивонна могла предположить, что он не может не откликнуться на мольбу о помощи.
Вонни старалась припомнить, что говорила ей Иветта о семье Пайаса, и в частности о сестре Бети.
Она вспомнила лишь, что в момент встречи с Иветтой Бети была подростком и казалась весьма симпатичной. Слишком скудные сведения, чтобы составить мнение о человеке. Вонни решила подождать, пока они прибудут в дом отца и ситуация несколько прояснится.
Усадьба барона Руменье была расположена в середине небольшого парка в северо-восточной части Ново-Кале. Пайас посадил коптер на крыше гелипорта, и Вонни повела его и детей вниз по знакомой лестнице к дому, где она выросла. Слуга доложил, что барон и его посетительница ожидают в гостиной.
Не успели они войти, как Бети Бейвол вскинула голову, и между братом и сестрой словно пробежал электрический разряд. Вонни отметила, что Бети была очень привлекательна, и ее сходство с Пайасом было несомненным.
Молчание, казалось, грозило затянуться навечно, но тут Пайас прервал его.
— Привет, Бети, — сказал он. Голос его был тихим и приглушенным, словно доносился издалека.
— Пайас, я… — Бети колебалась, затем, словно передумав, вежливо произнесла: — Ты прекрасно выглядишь.
— Ты так изменилась, что я едва тебя узнал, — ответил Пайас. — Так выросла. Конечно, столько лет… — Тут он понял, что касается деликатной темы, и умолк в нерешительности. Стараясь заполнить паузу, он представил присутствующих друг другу: — Это моя невестка Ивонна и ее сын Морис. А это… послушай, мы с Иветтой сделали для тебя племянницу, маленькую Кари.
Глаза Бети округлились, и впервые за все время встречи напряжение сошло с ее лица.
— О, Пайас, какая миленькая. Дай мне подержать ее. — Когда Пайас отдал ребенка сестре, Бети продолжила расспросы:
— А где же Иветта? С ней все в порядке? Вы по-прежнему вместе?
— Ее сейчас нет на планете, у нее дела, — уклончиво ответил брат. — Думаю, она была бы очень рада тебя видеть, если бы была здесь.
Барон Юбер Руменье деликатно откашлялся. Он был достаточно тонким человеком, чтобы понять, что его присутствие больше не требуется.
— Ивонна, почему бы нам с Морисом не прогуляться по саду? Ты ведь не часто привозишь его ко мне в гости.
Отец, дочь и внук тактично удалились, предоставив гостиную Бейволам.
В комнате вновь повисла тишина. Бети Бейвол держала маленькую племянницу на коленях и избегала встречаться глазами с братом. Пайасу пришлось еще раз нарушить молчание.
— Мне сказали, что ты попала в какую-то историю, — сказал он, присаживаясь рядом с ней на диван, — что какие-то люди пытались тебя убить. Что случилось?
Бети порывисто подняла глаза, и он заметил в них слезы.
— О, Пайас, я так виновата перед тобой. Все мы виноваты. Я никогда не найду слов, чтобы вымолить у тебя прощение за то зло, что мы тебе причинили. Мне не хотелось этого делать; я всегда тебя любила. Но я была совсем девчонкой и не могла пойти против всех, не знала даже, как это сделать. Гораздо спокойнее было присоединиться к остальным и притвориться, что тебя никогда не было. Я много думала о тебе все эти годы, задаваясь вопросами: где ты? чем занимаешься? Но вслух я ничего не могла сказать…
Слезы душили ее, и она умолкла. Бросившись к брату на грудь, она зарыдала, как ребенок.
Пайас нежно гладил ее и не спешил продолжать разговор. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими болью и горечью. Бети не виновата в том, что с ним случилось; она и в самом деле была всего лишь подростком, когда крисс проголосовал за изгнание его с Ньюфореста. Юная девочка ничего не могла противопоставить мощному давлению общества. Подлинными виновниками несчастья Пайаса были другие люди, гораздо старше ее, стоящие у кормила планетарной власти. Сейчас в нем шла внутренняя борьба: рассудком он понимал, что лучше бы отправить Бети домой и не бередить старых ран, но сердце и душа говорили ему, что нельзя отталкивать ее и возвращать в тот мир, где ей так плохо.
Когда ее рыдания наконец утихли, Пайас спросил:
— Крисс отменил тот декрет?
Бети печально покачала головой.
— Они не посмеют до тех пор, пока там заправляет Тас.
— Но ведь папа все еще герцог? — Несмотря на показное безразличие, Пайас внимательно следил по газетам за событиями на Ньюфоресте. Ему не попадалось сообщения о смерти отца, но ведь он часто отлучался на задания, к тому же Ньюфорест был довольно-таки провинциальной планетой. Перестановки в его правительстве редко становились главной темой новостей в Галактике.
— Он держится молодцом, — ответила Бети, шмыгая носом. Хотя крапчатая лихорадка не поддавалась излечению, это было вяло текущее заболевание, которое длилось годами, прежде чем убить свою жертву. — Ты ведь знаешь, какой он крепкий.
— Но Тас заправляет в криссе, — повторил Пайас ее слова.
— Тас заправляет повсюду, — сказала Бети. — Согласно Указу, он теперь является старшим сыном, который станет герцогом, когда папы… не станет. Папа слабеет с каждым днем, и его единственное занятие — борьба за жизнь. У него нет сил бороться еще и с Тасом. Тас же ведет себя так, словно он уже герцог — даже не герцог, а император. Если ты думаешь, что я преувеличиваю, тебе следовало бы на него взглянуть. Он настоящий диктатор, заставляющий всех делать и думать так, как он считает нужным. А любого, кто осмеливается противостоять ему, наказывает, иногда даже уничтожает.
— Почему об этом не доложили в Службу Имперской Безопасности? Насколько я знаю, Императрица не жалует подданных, которые слишком отклоняются от генеральной линии. Она не потерпела бы столь вызывающего поведения, если бы была поставлена в известность.
Бети покачала головой.
— Никто не осмелится послать такой доклад. Тас, похоже, знает обо всем, что происходит на планете. Я не знаю, как ему это удается, у него не так много шпионов, но он просто знает, и все — и людям, выступающим против него, становится очень несладко.
Слегка отстранившись, она посмотрела Пайасу в глаза.
— Что с ним случилось? Я не понимаю. Вы с ним всегда были моими старшими братьями, людьми, к которым я могла побежать и пожаловаться, если падала и ушибалась. Тас всегда был таким жизнерадостным, придумывал новые игры. В нем не было этой жестокости. Такое впечатление, что какая-то его часть, та самая, что делала его человеком, попросту исчезла.
