Михаил Михеев - Станция у Моря Дождей
Улыбалась она тоже очень хорошо.
— Вы Альешкин?.. Мне говорил мистер Паппино. А я Мей Джексон, космос геология.
— Понятно, — кивнул Алешкин.
— Я скоро, — сказала она. — Сейчас буду…
— Ага! — сказал Алешкин.
Он шагнул было к выходу, но Мей попросила его принести ее чемодан, если ему не трудно.
Ему было не трудно… Он нашел в передней чемодан, который раньше не заметил, и принес. Получил еще одну улыбку, услышал «благодарью!» и отправился помогать ТУБу поливать цветы.
Мей выбежала в сад… и оторопело остановилась. Спросила у Алешкина шепотом:
— Он настоящий?
— Конечно, — сказал Алешкин. — Самый настоящий. И не нужно шептать, все равно он превосходно все услышит. Он не обидится, не бойтесь. Он не умеет обижаться — его этому не научили. ТУБ, подойди сюда! Это Мей Джексон.
ТУБ сделал движение, похожее на поклон.
— Скажите на милость, — удивился Алешкин. — Мне он никогда не кланялся.
— О-о! — восхитилась Мей. — Он так хорошо… видится.
— Да, он хорошо выглядит, — согласился Алешкин. — Он просто здорово выглядит. Когда я стою рядом с ним, девушки не обращают на меня никакого внимания. Смотрят только на него. Вероятно, рано или поздно я его зарежу, из ревности.
— Его можно зарезать?
— Ну… замкну ему аккумуляторы.
В технике Мей разбиралась тоже не очень, но к ТУБу привыкла быстро. Он вызывал у нее только уважение, как умная машина, но не любопытство. Зато как истая англичанка Мей любила спорт и, увидя велосипед, который знала только по кино, тут же пожелала на нем прокатиться. Смелости у нее было хоть отбавляй, а помощь Алешкина заключалась в том, что он помогал ей выбираться из кустов и выволакивать оттуда велосипед.
Тогда они направились из сада на улицу. Там дело пошло успешнее, пока Мей, расхрабрившись, не решила проскочить с ходу между кустами акаций. Сучок оцарапал ей щеку в сантиметре от глаза. Алешкин тут же заметил, что знал одного человека, умного и энергичного, но с одним глазом, и в космос его так и не пустили…
Мей послушалась и пошла заказывать разговор с родителями.
Вечером они смотрели вдвоем по телевизору современную космическую комедию, где земной робот влюблялся в большеглазую марсианку. Все выглядело вначале забавно, робот становился на колени и протягивал с неуклюжей мольбой свои суставчатые ручищи. И Мей и Алешкин поначалу смеялись, потом им обоим стало не смешно, а жалко несчастного робота.
* * *На другой день рано утром по междугородному видеофону Алешкина вызвал синьор Паппино. Лицо у него было хмурое, усталое, он спокойно выслушал сообщение Алешкина об удачном восстановлении ТУБа, как будто не ожидал услышать ничего другого. Сказал только, что прилетает в космопорт вечером и зайдет посмотреть, что представляет собой этот восстановленный ТУБ.
Это опять походило на недоверие к способностям инженера-кибернетика Алешкина, но он уже не стал обижаться.
А тут Мей вернулась с утренней прогулки.
Велосипед она притащила на плече, так как переднее колесо не проворачивалось из-за восьмерки.
Алешкин посмотрел на колесо, потом на коленки Мей и молча полез в аптечку. Наклеивая розовые полоски бакопластыря на крепкую загорелую ногу Мей, он сделал вид, что смотрит на эту ногу такими же глазами, как если бы это была метапластиковая нога ТУБа. Кажется, все выглядело достаточно правдиво, — морально-волевые качества Алешкина соответствовали требованиям, которые предъявлял своим выпускникам Институт Космотехники. Как отнеслась к этой процедуре сама Мей, Алешкин не знал…
За завтраком он рассказал об инспекторском визите синьора Паппино, и Мей сразу встревожилась.
— Что вы! — заявил Алешкин. — Да я ни капельки не беспокоюсь.
— Я говорю не про вас.
— Ах да, конечно, — проворчал Алешкин. — Надо было мне сразу догадаться.
— Ему будет очень труден.
— Трудно, — поправил Алешкин.
— Он может сделать что-нибудь не так и не понравится синьору Паппино.
— Он все сделает так, не беспокойтесь.
Однако Мей тут же вызвала ТУБа в комнату. Придирчиво оглядела его от пуговок локатора на макушке до толстых рубчатых подошв. Потом заставила показать ладони, понюхала их.
Алешкин понюхал тоже.
— Мей, — сказал он, — это пахнет садовыми удобрениями. Он же помогает мне поливать цветы. Но я его вчера мыл…
Не желая выслушивать его оправдания, Мей повела ТУБа в ванную. Алешкин тоже сунулся было туда, но ему приказали не входить, а только принести пакет со стиральным порошком.
Во второй половине дня прибыл и синьор Паппино. Он недолго позанимался с ТУБом и, видимо, остался им доволен, хотя по своему обыкновению ничего вслух не сказал. А позже, вечером, в коттедж приехал на дежурном «Кентавре» четвертый, последний, участник экспедиции француз Моро — врач и астробиолог.
Личный состав станции «Луна-38» был готов к отлету.
* * *Мягкая посадка грузопассажирского корабля на поверхность Луны хотя и не представляла для опытного пилота особых трудностей, но все же требовала осмотрительности и всегда происходила днем.
Еще со школьной скамьи Алешкин знал, что сила тяжести на Луне в шесть раз меньше земной, и если он в спортзале прыгал в высоту всего метр восемьдесят, то на Луне легко перемахнет через купол МНИС более шести метров высотой.
Но одно дело знать, и совсем другое ощутить это самому.
Когда он в громоздком скафандре выбрался из люка, то прежде всего приятно ощутил ту легкость, с которой он передвигал свои ноги в башмаках с подошвами из свинцовистой пластмассы — на земле каждый башмак весил более десяти килограммов. Спустившись по стремянке, укрепленной на опорной ноге треножника, он ступил на ноздреватую, похожую на пемзу, поверхность планеты, сделал энергичный шаг вперед… и, мягко поднявшись, пролетел несколько метров. Тренировки на батуде и тяжелые башмаки помогли ему сохранить равновесие в полете — он так же мягко опустился.
Это было восхитительное ощущение! Алешкин сделал шаг… и услыхал в шлемофоне голос пилота:
— Осторожнее, не увлекайтесь особенно. Смотрите вперед и под ноги. Можете провалиться в трещину.
Алешкину тут же стало стыдно за свое несолидное поведение: чего это распрыгался как школьник! Он повернулся к кораблю и увидел, как прямо на него, отчаянно размахивая руками, летела Мей. Алешкин поймал ее в охапку и с трудом удержался на ногах — величина момента инерции на Луне была такой же, как и на Земле.
Они стали рядом и огляделись.
Их окружала красноватая каменистая пустыня. Изрытая мелкими кратерами, усеянная скальными обломками, местами покрытая слоями пыли, пустыня уходила к горизонту, который был непривычно близок. Казалось, совсем рядом он обрывается в пропасть, в черную — немыслимо черную пугающую бездну космоса.
