Рэймонд Хоуки - Последний козырь
— Ты обидел Розмери и бог знает как обошелся с Дебби! Если ты забыл, то напомню, что сегодня вечером к нам на обед придут твои родители, и, если Дебби уйдет, тебе самому придется объясняться.
— Помолчи! — рявкнул Уолкрофт. — На, — он сунул ей телефон, — попробуй дозвониться, звони в мою редакцию и не давай им разъединяться. Я попытаюсь связаться с ними по радиотелефону из машины.
Не тратя времени на объяснения с женой, Уолкрофт вскочил в машину и повернул ключ зажигания. Мощная «ламборджини» прыгнула вперед, выбросив из-под задних колес фонтаны гравия.
Вырвавшись на шоссе, Уолкрофт снял трубку радиотелефона, за ремонт которого он только вчера заплатил тридцать долларов, но тот безнадежно молчал.
Первая задержка ожидала его у контрольного пункта на мосту. С реки в машину ветер доносил зловоние гниющих отбросов, запах гари, дым и частички сажи из все еще горящего Гарлема. Сажа начала залеплять стекло, и Уолкрофт, вооружившись тряпкой, хотел его протереть, но едва он открыл дверцу и высунул ногу наружу, как услышал предупреждающий окрик полицейского, вооруженного автоматической винтовкой: «Эй, там! Засунь задницу обратно в свою телегу, слышишь?!» Наконец полицейские, привычно обшарив его машину, не найдя неразрешенного оружия, взрывчатки или какой-нибудь подрывной литературы и проверив его документы, разрешили ехать.
Очутившись в пределах действия своего приемника-передатчика, Уолкрофт наконец смог связаться с редакцией. Отозвался дневной редактор Рассел Горман.
— Расс, что происходит?
— Это вы лучше скажите мне, что происходит. Где вы, шеф?
— В Куинсборо. Так какие новости?
— Никто ничего толком не знает. Нам только передали, что на Уолл-стрит все закрылось, но из аэропорта никаких сообщений не поступало. Мы послали туда группу. Подождите минутку… Вы слушаете, шеф? Си-би-си только что показала маленький ролик с президентом, покидающим аэропорт. Он слегка прихрамывает, но в остальном с ним все в порядке.
— Как по-вашему, это плохие или хорошие новости?
— Во всяком случае, шеф, Кливленд накрылся.
Уолкрофт на минуту задумался.
— Может быть, как раз сегодня и следует, черт побери, показать Генералу то, что мы откопали?
Президент вышел из-за стола, налил себе виски и перешел к небольшой софе у камина. Было почти семь часов. Он включил четыре находившихся в кабинете телевизора, чтобы узнать вечерние новости. И как будто открыл электронный ящик Пандоры.
По четвертому каналу передавали фильм, снятый каким-то уличным зевакой. Оба автобуса, накренившись набок, как парусники в море, палили друг в друга. «Заработал состояние», — подумал президент об удачливом кинолюбителе.
По седьмому каналу шел фильм о парашютистах. На экране погибал десантник, охваченный пламенем напалма.
По двадцать шестому показывали солдат в антирадиационных костюмах, разбиравших руины мемориала Линкольна.
По девятому каналу Дуглас Уолкрофт беззвучно открывал и закрывал рот на фоне фотографии статуи Свободы, чья голова и поднятая рука были повреждены бомбой террориста.
Президент хотел было включить звук и послушать, о чем говорил Уолкрофт, но тот уже исчез с экрана, и тогда президент повернул ручку громкости четвертого канала с любительским фильмом.
— «…Один человек из охраны президента и пятеро до зубов вооруженных террористов были убиты во время семиминутной перестрелки. Возникает вопрос, как террористы получили доступ в тщательно охраняемый…»
«Резонный вопрос», — подумал президент, переключая звук на двадцать шестой канал, на экране которого теперь появилась женщина-диктор, незнакомая президенту, и он включил звук.
— «…В Питсбурге на сталелитейных заводах начали гасить печи из-за предстоящей забастовки, которую объявил объединенный профсоюз рабочих сталелитейной промышленности. Сегодня также докеры Мексиканского залива и Восточного побережья объявили о готовности к новой забастовке, в то время как лидеры профсоюза вылетели в Вашингтон в последней попытке…»
Президент печально покачал головой и переключил звук на седьмой канал, увидя свою фотографию на экране.
— «Институт Гэллапа сегодня опубликовал данные опроса общественного мнения, которые свидетельствуют, что популярность президента упала до самого низкого уровня. Восемь из десяти американцев сегодня считают, что…»
Надеясь хоть на минуту отдохнуть от неприятных известий, президент переключился на четвертый канал, по которому показывали свадьбу.
— «Восемнадцатилетняя стенографистка, потерявшая обе ноги и руку во время прошлогоднего взрыва в танцзале в Балтиморе, сегодня вышла замуж…»
На экране снова появился Уолкрофт, и президент выключил остальные телевизоры.
— Сегодня, — начал Уолкрофт, — мы предлагаем вашему вниманию специальную передачу, посвященную анализу событий, приведших к взрыву мемориала Линкольна и к покушению на жизнь президента. Происходящие события поставили США перед наиболее серьезным внутренним кризисом с тех самых времен, когда в 1861 году войска конфедератов открыли огонь по форту Самтер.
За плечами Уолкрофта появилась увеличенная фотография председателя объединенного комитета начальников штабов.
— Высокопоставленные источники в Вашингтоне, — продолжал Уолкрофт, — предсказывают неминуемую отставку генерала Джеймса Хиншоу, председателя объединенного комитета начальников штабов. Еще неизвестно, что кроется за этим решением пятидесятивосьмилетнего генерала, но предполагают, что причиной является подслушивание его телефона вместе с телефонами других руководящих деятелей армии и ВВС пока не выясненной правительственной организацией…
Ругнувшись, президент схватил телефонную трубку и нажал кнопку номера своего пресс-секретаря.
— Откуда, черт возьми, Уолкрофт узнал об отставке Хиншоу? — рявкнул он.
— Очевидно, от самого Хиншоу, — ответил пресс-секретарь. — Кто-то сообщил Уолкрофту о подслушивании телефона генерала, а Уолкрофт сказал об этом Хиншоу при условии, что «Отсчет времени» сообщит о его отставке первым.
— Какое подслушивание? — переспросил президент. — Мне никто ничего не говорил!
— Не говорили? — в голосе пресс-секретаря послышалось явное смущение. — А мне казалось, что генеральный прокурор…
Не слушая дальше, президент снова взглянул на экран.
— Генерал Хиншоу, — продолжал Уолкрофт, — не делает секрета из своего растущего недовольства теми робкими попытками президента, при помощи которых он пытается справиться с внутренним положением. Именно президент в ответ на требования генерала, чтобы конгресс объявил по всей стране состояние гражданской войны, заявил во всеуслышание в телепередаче, которая транслировалась от побережья до побережья, — в этот момент позади Уолкрофта пошел кусок видеозаписи выступления президента, — что «пусть никто не сомневается, у нас нет войны. Мы только лечим болезнь. Болезнь демократии. Я твердо решил применять силу не более того, чем необходимо для обеспечения сохранения закона и осуществления законодательной программы нынешней администрации. Поступить иначе — значит нарушить те права, которые я, как ваш президент, обязан укреплять и защищать».
