Алексей Шведов - Любовь в третьем секторе
- А у тебя какие соображения? — спросил у неё Телекин.
В тот день мы все загорали на крыше кинотеатра и попивали пиво. Пульс иногда нас фотографировал. Мы все были в трусах, а Хайма в плавках и лифчике. Когда она наклонялась, груди её были видны почти полностью. Тролли и Пульс не сводили с неё глаз, вынуждая меня нервничать, пускай я и старался не подавать виду. Намеренно она, что ли, со всеми играет или мне это только кажется?
Когда Телекин задал свой вопрос, Хайма встала на четвереньки и улыбнулась заговорщически. Выражение её лица было очень хитрым, а груди из лифчика чуть ли не вываливались, разве что сосков видно не было. Не знаю, может, зря я нервничаю. Может, только я придаю всему этому какое-то особое значение, а остальные ребята относятся к ней, как к полноправному члену тусовки, а не как к какой-то левой девчонке. Но ведь все они (кроме Хеспора, кажется) её насиловали ещё в начале этого цикла: ловили, когда она шла куда-нибудь, затаскивали в подвал и пускали по кругу. Вроде бы они раза три это делали, но потом от неё отстали, хотя сейчас, думаю, иногда вспоминают об этих весёлых событиях. У Хаймы я обо всём этом не уточнял — неудобно как-то.
Похоже, я всё-таки действительно влюбился.
Тут, как по заказу, встрял Пульс.
- Смотри, Хайма, дойки вывалятся!
Я напрягся, но моя подружка лишь просто хихикнула и тихо сказала: "Не вывалятся". И даже позы не сменила, сучка. Кажется, такое поведение казалось ей абсолютно нормальным. Пульс… Не положил ли он на неё глаз? Вернее, член. "- Дойки вывалятся. — Не вывалятся". Дерьмо! Может, это всё же было произнесено без того подтекста, который мне послышался? Ведь, допустим, если бы Пульс сказал Гранату, что у него яйца из трусов торчат, это ведь не означало бы, что он испытывает к нему гомосексуальное влечение…
Хайма всё же выпрямилась и сказала:
- Я предлагаю использовать хоммба.
Мы охуели. Хоммба! Хотя… почему бы и нет? Правда, они не животные в полном смысле этого слова, но ведь и разумными их можно назвать лишь с огромной натяжкой. А голова как раз подходит под шлем…
- Можно даже использовать нашего школьного уборщика, если вы хотите сделать это в школе.
- А если засекут? — нахмурился Пронт. — Нет, лучше где-нибудь на другой территории.
- Но как и медичку, и уборщика заманить на другую территорию? — подал голос Пятьдесят Первый.
Все вновь заткнулись.
- И как, гном возьми, заставить её поменяться с ним телами? — спросил наконец я.
На этот счёт ни у кого никаких соображений пока не имелось, даже у Хаймы. Гранатом была высказана мысль о каком-нибудь пари, в которое можно втянуть медичку, но это всё нужно было обдумать.
Итак, мы сидели в кафушке и потягивали слабый алкогольный коктейль. Тихо играла какая-то модная херня из двойки: "Гном, гном, потанцуй со мной! Пригласи меня в свой сектор, стану я твоей женой!" Бред. А ведь многим только такое и нравится… Я, кстати, гнома живого только один раз видел, когда лет пять назад один из них толкал речь на школьном собрании. Мне по пуп ростом, сморщенный весь. Представляю, какие у них самки…
- Хочет кто СКН? — поинтересовался Гранат и тут же полез в карман. — У меня есть колёс пятнадцать.
Я отказался, Хайма и Телекин тоже. Остальные кое-как разделили эти колёса на четверых, а после мы все закурили по косяку. Настроение у меня снова было не особо оптимистичным — действие таркама подходило к концу. Почему-то вдруг расхотелось трахать медичку, да и вообще заниматься всем этим криминалом с изнасилованием. А если что-нибудь пойдёт не так? Вдруг нас запалят? Перспектива быть исключённым из школы и очутиться в криогенной тюрьме меня не очень-то привлекала. На хрен надо — ещё циклов на десять заморозят. Но отступать было нельзя. Я обязан был её трахнуть, хотя бы чисто из принципа. Как говорится, василисков бояться — за красной ягодой не ходить.
В кафе вошла молодая парочка: пятнистый тролль в костюме и очках и чёрная эльфа. Это подтолкнуло нас к разговору о расовых предрассудках.
- Хоть я и не наци, — сказал Пронт, — но гномов ненавижу. И эльфов белых. Пидорасы они.
- Во-во! — согласился с ним Пульс. — Карлики-то хрен с ними, они умные, так сказать, и выёбываются заслуженно, хоть и видон у них уёбищный. А беляки-то эти куда суются?
- Ну как же-как же! — Пятьдесят Первый скривился. — Они же у нас перворожденные…
Все заржали. Пока они трепались, я погрузился в размышления. Что-то странное происходило со мною — обычно я не был склонен к такому углублённому самокопанию и философствованию, но в последние дни словно подхватил какой-то вирус. Медичка… Вот дерьмо, я не смогу её трахать при Хайме, а она ведь собралась быть с нами на протяжении всей операции, как я понимаю. Ну и вещи творятся…
- Ну что, пора по домам, наверное, — вернул меня в реальность голос Телекина. — Короче, как и договаривались, встречаемся в пять.
Я посмотрел на электронные часы на стене. Было пятнадцать минут четвёртого — то есть за полтора часа все должны переодеться, пожрать и привести себя в полную боевую готовность. На меня вдруг накатила вторая волна депрессняка, и мне захотелось передозироваться чем-нибудь вроде "гвоздя" и отрубиться суток этак на трое. Может быть, думал я, это нечто вроде предчувствия? Может, не стоит нам трахать Андиду?
Но вслух я говорить ничего не стал — не хотелось быть осмеянным.
- Давайте ещё по фужерчику, и пойдём, — предложил Гранат.
Пронт подозвал официантку, всё ей объяснил, и вскоре она притащила нам заказ. Все улыбались, Хайма тоже была вся цветущая, один лишь я был мрачен, как Бурб. Блин, да что же это такое? Как мне вновь почувствовать себя нормально?
"Плюнь на всё это, — посоветовал внутренний голос. — Пускай они делают что хотят, а ты… вы с Хаймой идите-ка лучше к тебе домой". "Но, — возразил я ему, — без неё они не смогут всё провернуть, а забрать её у них у меня не получится. Без Хаймы им не видать медички как своих рогов. Она для них номер один в этом деле".
- Знаешь, Хайма, — сказал вдруг Телекин, и я весь насторожился. — Я хочу тебе сказать…
Хайма тоже насторожилась и посмотрела на меня. Я пожал плечами — понятия не имею, о чём он.
- Ты классная девчонка, — продолжал Пронт. — И, честное слово, мне… да и не только мне, наверное… всем нам очень жаль, что раньше… ну, что раньше мы с тобой так обращались. Я не хотел напоминать тебе об этом, но просто я хочу, чтобы ты знала…
Хайма покраснела и забормотала что-то вроде "да ну чё ты, да ладно тебе", но было видно, что ей приятно и что она польщена. Я почему-то чувствовал себя полным кретином — не знаю, почему. Вспомнилось её вчерашнее "я люблю тебя, Эфем". А что ответил ей на это я?
