Эдуард Геворкян - До зимы еще полгода
? Он, точно он! ? кричала в ажиотаже жена Амо ? Посыпал химическим порошком...
На шум и крики вышел доцент Парсаданов. Он реагировал спокойно. Пригладил свою пышную шевелюру (после ухода жены он за неделю поседеет) и бодро заявил, что тут замешана рука космических пришельцев. Если не с Марса, то наверняка с Юпитера, или, на худой конец, из соседней галактики. Изучают нас.
Секунду или две все испуганно молчали, потом грянул сумасшедший хохот. Доцент смеялся громче всех. Однако со ступенек вниз не сошел, а на предложение пройтись по снегу заявил, что все это антинаучная ерунда и он ей потрафлять не намерен.
Елена Тиграновна фыркнула и пошла со двора. Через минуту она вернулась, сообщив, что снег лежит только у нас. Ни на улице, ни в соседнем дворе нет. Чисто и пусто.
Ошарашенное молчание. Тут Айказуни начал так и этак истолковывать следы, и страсти раскалились. Амо медленно и со значением принялся закатывать рукава.
Во двор вышел управдом Симонян и, тяжко ступая, прошелся по снегу. Следов необычных он не оставил ? только нормальные отпечатки подошв. Кто-то за моей спиной вздохнул. У Симоняна были протезы, в самом начале войны он подорвался на мине.
Симонян молча выслушал всех, кряхтя, присел на скамейку. Нагнулся, сжал в кулаке горсть снега.
? Вот ведь чудеса, ? оживленно говорил Айказуни прямо ему в ухо ? Каждый след по-своему оставляет, прямо хоть срисовывай и на стенку вешай.
? Чудеса, говоришь? ? переспросил Симонян, достал зажигалку, оторвал от газеты, что торчала из кармана, кусок и, дождавшись, пока разгорится, осторожно положил в огонь снежный комок.
Снег не растаял, а с тихим шипением быстро испарился, исчез.
? Вот так! ? наставительно сказал Симонян, оглядел всех и остановил взгляд на Амаяке.
? Понял! ? вскричал Амо и бросился в подъезд. Он возник на своем балконе и сбросил вниз сухие поленья, заготовленные для шашлыка. Подтащили мою старую бумагу.
? Зачем это? ? растерянно спросил Аршак.
? Затем! ? сухо отрезал Симонян.
? Надо разобратьсяЕ
? Пока разберемся, все перегрызутся. Неси коробку, наберем для ученых, ? добавив вполголоса непонятное, ? раз снег на головы наши пошел, значит пустые времена настают.
Аршак ушел, а между тем жильцы растопили мангал и принялись дружно сбрасывать снег в огонь Пламя не гасло и не разгоралось, словно снега и не было.
Рядом со мной стояла Елена Тиграновна и смотрела на огонь.
? Жалко, ? сказал я, она же равнодушно пожала плечами.
Признаться, мне не было жалко. И не страшно, и даже не обидно. Безразлично. Какое же это чудо, если никто ничего не понимает, ничего ужасного или прекрасного не происходит и одни раздоры? Чудо должно пугать или радовать, но при этом оно сразу же должно заявить о себе вот оно я ? чудо! А здесь ни с какого боку! Происходит что-то странное, и все. Как в истории, когда закручено хорошо, а раскручивать некуда, все свилось в узел. По спине прошел неприятный холодок.
Вернулся Аршак с коробкой из-под обуви, набил снегом. Симонян коробку отобрал, сказав, что сам отвезет, куда надо.
Снег быстро собрали и истребили. Аршак куда-то пропал, я заметил, что он некоторое время прохаживался вдоль стены котельной, там, где прилип мой снежок.
Жизнь дома вошла в привычную колею. С небольшими отклонениями. Амаяк растерял свою нагловатость, стал тих и задумчив. Наверно, крупно проворовался, решили соседи, и ждет отсидки. Ануш сделалась необычайно скупа на слова, и это было подлинным чудом. Могилян сгинул. Елена ТиграновнаЕ о ней уже говорил.
Симонян рассказал, что отвез коробку в какой-то институт, его там внимательно выслушали и обещали разобраться. С концами.
Аршак иногда пытается начать разговор о снеге, но я не поддерживаю. Он обижается. Напрасно. Единственная причина, из-за которой он мог обидеться, ему пока неизвестна. Мне надо с ним поговорить, но я никак не решусь Она считает ? чем раньше, тем лучше, но на этот счет у меня свои соображения.
Он не может понять, почему у них расстроились отношения. Ни разу не видел нас вместе и ничего не подозревает.
Тот взгляд... Именно тогда я понял, что она ему не достанется и что, возможно, я еще не так стар в мои тридцать с небольшим.
Остальное было просто. Одно-два нечаянных слова в разговорах, два-три ироничных взгляда после слов Аршака... Как только мы стали переглядываться ? все, дело сделано! Она предала его взглядом, и у нас появились свои маленькие тайны и свое отношение друг к другу. К тому же преимущество моего возраста в простоте взглядов на предметы, для него пока загадочные.
Я не усложнял того, что не следовало усложнять, и она была мне благодарна за это. Аршак проиграл, не зная, что идет игра. Обыграть его не составило бы труда, вступи даже он в открытый рыцарский поединок за нее по всем правилам нашего не шибко рыцарского времени. Но и это была бы абсолютно безнадежная битва: его сила и слабость ? отражение моих качеств, он был мной в иные времена и другие настроения.
Однажды меня посетила мысль и засела в голове надолго: УА ведь не только она, но и я предал его!Ф. Но я не понимал, в чем же предательство, а сомнениями ни с кем не делился. Она же любила во мне уверенного, спокойного и несколько холодного мудреца, чуждого метаниям и треволнениям.
И с каждым днем я все больше и больше становился таким.
Она настаивает, чтобы я наконец поговорил с ее родителями. Я все откладываю и оттягиваю. Сначала, мол, надо поговорить с Аршаком. Может, я вызывал ее на ссору, вспышку, скандал? Не знаю. Что-то во мне перегорело. Однажды увидел сон, в котором я умирал в большой пустынной квартире и никто не слышал моего стона, а книги молча и пусто смотрели на меня слепыми корешками.
Сон сном, но оставили бы меня в покое с моими книгами! Впрочем, по счетам надо платить. Правда, если счет велик, он превращается уже в проблему не для должника, а кредитора.
Недавно я зашел к Аршаку. Возможно, я начал бы разговор. Не ребенок, поймет. Мне сказали, что он в подвале. Я спустился вниз и застал его за странным занятием. Он сыпал кубики льда из формочек морозильника в большой старый карас, где мать его обычно держала квашеную капусту.
В карасе тихо потрескивал, вспухал и рос снег. Рядом стояла пустая бочка. Судя по всему, он собирался заполнить и ее.
Увидев меня, Аршак смутился, начал хохмить, а потом рассказал, что задумал. И мне стало не по себе.
Он ждал зимы. На соседней улице есть маленький одноэтажный дом. Обыкновенный дом, небольшой, таких еще немало сохранилось по ереванским окраинам, да и в центре наберется. Несколько деревьев, кусты, от двери до калитки метров десять, узенькая тропинка... Думаю, она ему снится иногда.
Мне снится. Я хорошо знаю эту тропинку.
