Геннадий Гор - Волшебная дорога
— Кто писал?
— Два академика и один профессор. Известные всему миру ученые. Их авторитета достаточно, чтобы любую гипотезу превратить в теорию. Я вырезал эту статью и показываю всем, кто сомневается в научности моих чудес.
У меня не было ни сил, ни желания читать дальше книгу, которая называлась «Чья-то жизнь». Во-первых, в ней описывалась не чья-то жизнь, а моя собственная, а, во-вторых, я как раз дочитал до того места, где от меня ушла моя жена, забрав картину Петрова-Водкина, чемодан, три скатерти, четыре полотенца и скрипку, на которой я так любил играть.
Я вырвал из книги те страницы, где описывался уход жены, и поднес к ним горящую спичку. Пепел я бросил в мусорную корзину и подбежал к окну.
Я подбежал к окну и увидел то, что я только что сжег. Страницы ожили. За окном я увидел Виктора и свою жену Клаву.
— Я ушла от тебя, — сказала Клава своим мелодичным голосом школьной учительницы.
— Когда? — спросил я.
— Это не так уж существенно, — сказала она. — Ведь я явилась к тебе из будущего вовсе не для того, чтобы напоминать тебе о прошлом.
— А для чего?
— Не знаю. Мне просто захотелось повидать тебя, поговорить с тобой.
— А почему ты ушла?
— Разочаровалась. И потом твое безобразное поведение в институте… Но не в этом дело. Я полюбила другого.
— Зачем же ты пришла? Зачем? Ведь это произойдет нескоро. Ты не имела права нарушать хронологию, изменять законам природы.
— Это все твой дядя. Он, тебе это известно, волшебник. Творит чудеса, утвержденные в какой-то комиссии. Забыла ее название. Он вызвал меня из будущего. И вот я пришла. Не думай, что это очень приятно — попадать в прошлое. А главное, не легко. У меня до сих пор болит голова и шумит в ушах. Я передвигалась со скоростью, превышающей скорость света.
— Такой скорости не существует, — сказал я. — Это доказал еще Эйнштейн.
— Твой дядя принципиально не согласен с Эйнштейном. Он волшебник. Я никогда не верила ни в чудеса, ни в волшебство, считая все это мраком. Но я стала жертвой какого-то ужасного эксперимента. Познакомься, это мой муж Виктор.
— Мы уже знакомы, — сказал я. — Хотя этого еще не произошло.
— Чего?
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Но это произойдет.
— Я не хочу. Не желаю. Пойми меня.
Клава усмехнулась.
— Судьба, — сказала она. — Она сильнее наших желаний.
— А что ты теперь делаешь? По-прежнему преподаешь в школе?
— Не в той. Из той я ушла по причине плохого характера директора. Теперь я работаю в английской.
— А ты не вернешься ко мне?
— Нет. Мне нравится моя новая жизнь. Виктор очень любит меня. Он не мешает мне проверять детские тетрадки. Мы ходим не в кино, а в театр. А летом уезжаем загорать в Коктебель.
— Отлично, — сказал я. — Вы превосходно проводите время. Но для чего ты явилась сюда? И почему твой Виктор молчит, словно набрал полный рот воды?
— Виктору вставили искусственную челюсть. Потому он и молчит. Привыкает. Когда он освоится с протезом, он тоже тебе скажет несколько слов. Он работает в том же институте, где работал ты, пока тебя не отчислили.
— Разве меня отчислили?
— Пока еще нет, но со временем отчислят.
— Откуда ты это знаешь?
— Откуда? Я же из будущего. А твое отчисление из института для меня уже стало далеким прошлым, как и твоя защита докторской диссертации.
— Кстати, — перебил я Клаву, — как она прошла?
— Не спрашивай об этом. Я не хочу тебя огорчать. Тебе набросали черных шаров.
— За что?
— Сам знаешь. Твое поведение в институте. И потом все хорошо знали, что ты бездарность.
Виктор, молча привыкавший к вставной челюсти, кивнул. Я отвернулся, закрыл окно занавеской и ушел в глубь комнаты, к столу, где лежала книга с вырванными страницами.
Послышались чьи-то шаги, потом стук в дверь. В комнату вошел своей быстрой легкой походкой волшебник, мой дядя.
Он взглянул на стол, где лежала раскрытая книга, и лицо его стало огорченным.
— Это ты вырвал страницы? — спросил он строго.
— Я.
— Зачем? Это же варварство — портить не принадлежащую тебе книгу. И кроме того, это библиографическая редкость, уникум. Ее нет даже в Публичной библиотеке. Куда ты дел вырванные листы?
— Сжег. А пепел бросил в мусорную корзину. Я не хотел читать о том, как уходит от меня моя жена.
— Тебе не понравился стиль? — спросил дядя. — Он показался тебе слишком старомодным?
— Нет, стиль мне понравился. Все выглядит довольно правдиво и убедительно.
— Так почему же тебя разочаровали эти страницы?
— Я не хочу, чтобы от меня ушла моя жена. Я ее люблю. И мне хочется, чтобы она жила со мной, а не с каким-то Виктором, пришедшим неизвестно когда и откуда.
— Все равно тебе не следовало портить книгу и вырывать листы. Книга написана не для тебя одного и другим могла очень понравиться, особенно то место, где описан уход твоей жены. Ты поступил неэтично и поставил меня в неловкое положение. Книга принадлежит не мне. И я даже не знаю, что сказать ее владельцу.
— А кто ее владелец?
Дядя смутился и вытер лоб носовым платком.
— Кто владелец этой странной книги? — спросил я.
— Я не отвечу на этот вопрос, — сказал дядя тихо и сел на диван.
— Почему? Разве это государственная тайна?
— Нет. Но я дал слово этому человеку хранить молчание.
— А кто написал эту книгу? Имя автора почему-то не указано.
— Эту книгу, — сказал дядя, — написал Марк Твен, великий американский писатель.
— Марк Твен? — удивился я. — Он умер задолго до моего рождения, и откуда он мог знать мое прошлое и даже будущее?
— Угадал, — сказал дядя. — Обладал даром предвидения. Он был великий реалист.
— Но почему эта книга не вошла в собрание его сочинений?
— Не знаю, — ответил дядя. — Марк Твен был большой оригинал и, возможно, указал ее в своем завещании, запретив помещать ее в собрания своих сочинений и высказав пожелание, чтобы она была сначала издана на русском языке весьма ограниченным тиражом.
— Слишком все это невероятно, — сказал я.
— А то, что ты видел здесь, гостя у меня, разве вероятно?
— Это были чудеса, которые ты творил. Надеюсь, утвержденные чудеса, одобренные общественностью?
— Не было никаких чудес. Тебе все это показалось, настолько сильное впечатление произвела на тебя книга.
— А окно? — спросил я.
— За окном ничего не было и нет. Сад. Забор. Небо. Прачечная. Все необыкновенное было только в книге, которую ты читал. Если не веришь, посмотри в окно. Сам убедишься.
Я подошел к окну и посмотрел. За окном была будничная картина: серое небо, крыши домов, прачечная, из дверей которой выбивались клубы пара.