Грег Иган - Кристальные ночи
Даниэль закрывал глаза на эту бойню, всецело полагаясь на время и на число попыток. В конце концов, именно это дал ему кристалл: если всё окажется напрасным, всегда можно отбросить ложное притворство о якобы понимании того, как достичь цели, и просто запускать одну случайную мутацию за другой.
Шли месяцы. Счёт голодных смертей на Сапфире пошёл на сотни миллионов. Но разве у Даниэля был выбор? Если дать этим созданиям молочные реки и бочки с мёдом, они останутся жирными и глупыми до самой его смерти. Голод приводил их в движение, заставлял искать решения, вынуждал действовать. Хотя любой из наблюдателей с готовностью приписал бы поведению фитов человеческие эмоции, себе Даниэль говорил, что страдания фитов — нечто поверхностное, не сильнее того инстинкта, который заставляет отдёрнуть руку от пламени, когда ты даже не успел ничего почувствовать.
Они были не ровня людям. Пока что.
И если Даниэль потерял бы выдержку, у них не стало бы шанса ею стать.
Даниэлю снилось, что он находится внутри Сапфира, но рядом нет ни единого фита. Перед ним стоял глянцево-чёрный монолит; из трещины в его поверхности тонкой струйкой сочился гной. Кто-то обхватил его за запястье, пытаясь заставить погрузить руку в дурнопахнущую яму в земле. И эта яма — он знал! — была доверху наполнена кое-чем таким, что видеть не хочется, и уж тем более трогать.
Он метался в постели, пока не проснулся, но давление на запястье не ослабло: на часы пришло сообщение. Всматриваясь в послание, состоявшее из одного-единственного слова, Даниэль почувствовал, как внутри всё сжимается. Люсьен не посмел бы разбудить его в такой час, чтобы известить об очередной рутине.
Даниэль поднялся. Оделся, посидел в офисе, попивая кофе. Он и сам не вполне понимал, почему ему так не хочется делать этот звонок. Даниэль ждал этого момента больше двадцати лет, но всё же — это будет не самым крупным его достижением. Будут и другие, тысячи и тысячи, каждое из которых будет вдвое значительнее предыдущего.
Он допил кофе, посидел ещё немного, массируя виски, стараясь как следует прочистить голову. Было бы неправильно встретить новую эру с затуманенным взором, полусонным. Все его звонки и записывались, но запись предстоящего разговора он оставит грядущим поколениям.
— Люсьен, — сказал он. На экране возникло улыбающееся лицо. — Успех?
— Они говорят друг с другом, — ответил Люсьен.
— О чём?
— Еда, погода, секс, смерть. Прошлое, будущее. Что угодно. Их невозможно заткнуть.
Люсьен отправил расшифровки по каналу передачи данных, и Даниэль внимательно их просмотрел. Лингвистическое ПО не просто наблюдало за поведением фитов и кореллировало его с произносимыми звуками; оно заглядывало им прямо в виртуальные мозги, отслеживая потоки данных. Отнюдь не тривиальная задача, и не было никакой гарантии, что перевод точен — но Даниэль не верил, что программа может заглючить настолько, что выдумает целый язык и сфабрикует из ничего настолько богатые и детальные разговоры.
Даниэль бегло проглядел статистические выкладки, технический обзор лингвистической структуры и фрагменты миллионов диалогов, зафиксированные программой. Еда, погода, секс, смерть. В переложении на человеческий язык разговоры казались донельзя банальными, но в контексте проекта от этого захватывало дух. То были не интернет-боты, слепо следующие цепям Маркова, специально написанные для того, чтобы запутать судей в тесте Тьюринга. Фиты обсуждали между собой вопросы, напрямую касающиеся их жизни и смерти.
Когда Даниэль добрался до страницы со списком тем обсуждения, взгляд выхватил пункт под буквой Г. Горе. Щёлкнул по ссылке, и следующие несколько минут провёл за чтением отрывков диалогов, иллюстрирующих концепцию, возникающую вслед за смертью ребёнка, родителя или друга.
Даниэль зажмурился, потёр веки. Три часа утра; всё было предельно ясно — так ясно, как может быть только посреди ночи. Он посмотрел на Люсьена.
— Больше никаких смертей.
— Что? — вздрогнув, переспросил тот.
— Я хочу, чтобы они стали бессмертными. Пусть развиваются культурно; пусть их идеи живут и умирают. Пусть фиты совершенствуют свои мозги, когда станут достаточно разумными; всё остальное они могут улучшать уже сейчас.
— Но куда их всех девать? — спросил Люсьен.
— Я могу позволить себе ещё один кристалл. Может, два.
— Этого не хватит. При нынешнем коэффициенте рождаемости…
— Нам придётся кардинально снизить их плодовитость, свести к нулю. И тогда, если они захотят снова рожать детей, им придётся сильно постараться.
Им придётся узнать о существовании внешнего мира и разобраться в его чуждой для них физике в достаточной мере, чтобы создать новые устройства, куда их можно будет переселить.
Люсьен нахмурился.
— Но как мы сможем их контролировать? Направлять? Как сможем выбирать тех, от которых хотим…
— Это не обсуждается, — негромко произнёс Даниэль.
Кем бы ни считала его Юлия Дегани, чудовищем он не был. Раз уж Даниэль поверил, что эти создания столь же разумны, как и он сам, он не станет убивать их как скот — или безучастно смотреть, как они умирают «естественным образом». Ведь он сам задавал и мог изменить правила этого мира.
— Будем направлять их через мемов, — сказал он. — Будем стирать плохие мемы и помогать распространиться тем, которые нас устраивают.
Однако, было очевидно, что придётся держать фитов и их культуру в железной хватке — иначе он никогда не сможет им доверять. Если не получится буквально взрастить их лояльность и благодарность, придётся сделать то же самое с прочими идеями.
— Мы к этому не готовы, — сказал Люсьен. — Нам потребуются новые программы, новые инструменты для анализа и манипуляций.
Даниэль понял затруднения.
— Останови время в Сапфире. И передай команде — у них восемнадцать месяцев.
4
Даниэль продал свою долю в «WiddulHands» и профинансировал создание ещё двух кристаллов. Один из них предназначался для поддержания возросшего населения Сапфира, с тем чтобы популяция бессмертных фитов была как можно разношёрстнее. На втором кристалле работала специальная программа, которую Люсьен нарёк «Полицией мыслей». Она отслеживала активность фитов. Если бы наблюдатели-люди решили лично отслеживать поступь развивающейся культуры, воздействовать на каждый её шаг, скорость кристалла поневоле пришлось бы снизить до скорости ледника. Тем не менее, полностью отпускать систему в свободное плавание было чревато, и Даниэль предпочёл соблюдать осторожность — Полиция мыслей самостоятельно останавливала в Сапфире время и уведомляла людей, когда ситуация становилась деликатной и требовала внешнего вмешательства.
