Николай Гацунаев - Звездный скиталец
- Что это было? - испуганно спросила она.
- Ничего особенного, - он ласково провел ладонью по ее голому дрожащему плечу, изо всех сил стараясь говорить спокойно. - Сверхсветовые бомбардировщики. Где-то началась война.
- А как же?.. - она не договорила, пытливо вглядываясь в его лицо. В расширенных зрачках ее бился ужас.
- О чем ты?
- Эта повестка... Тебя, наверное, уже ищут?..
- Обойдутся. - Он встал с кровати, узкобедрый, широкоплечий, в синих плавках. - У меня еще по крайней мере сутки форы.
Часы показывали половину третьего ночи. Симмонс прошел в ванную, принял ледяной душ, докрасна растерся старинным махровым полотенцем и, надев пижаму, вернулся в комнату. Эльсинора, по-видимому, успокоилась и с интересом разглядывала "атташе".
- Что это за штука, Эрнст?
- Сейчас узнаешь.
Он усадил ее в кресло, присел напротив так, что их колени сопрокасались.
- Выслушай меня внимательно и не перебивай. Вчерашний разговор не в счет. Считай, что его не было. И учти, - я тебя не уговариваю. Сама решай, как тебе поступить.
Он посвятил ее в свой план, показал времятрон - компактный аппарат, размером и формой напоминающий средней величины чемодан,- и попытался в общих чертах обрисовать их будущее, невероятнейшим образом переплетающееся с прошлым.
- Ну, а теперь хорошенько поразмысли, прежде чем сказать да или нет.
Симмонс встал, закурил. За окном занимался рассвет. Отсюда, с высоты восьмидесятого этажа, город напоминал огромный рождественский пирог, там и сям утыканный свечами небоскребов. Ночью выпал снежок, и это еще более усиливало сходство. "Идиллия", - усмехнулся Симмонс.
Не оборачиваясь, он услышал, как зашелестела перелистываемая страница. "Читает проспект", - машинально отметил Симмонс и задумался, глядя на открывающуюся внизу панораму.
Если пойдет, как задумано, через несколько часов все будет далеко позади. Симмонс поймал себя на мысли, что ему не жаль расставаться с городом. Это скопище домов, улиц, площадей, скверов всегда было для него чужим. Даже в детстве, когда там, где теперь построили огромное противоядерное убежище, стоял их дом - розовый двухэтажный коттедж с палисадником, окруженным чугунной оградой. Тогда мирок Эрнста ограничивался тенистым зеленым пригородом, где обитали люди среднего достатка. За чертой пригорода начинались сверкающие стеклом и сталью улицы с нескончаемым потоком автомобилей и пешеходов, слепящей, оглушающей рекламой магазинов, ресторанов, кинотеатров, игорных домов.
Улицы таили в себе угрозу. Он чувствовал это и инстинктивно старался избегать всего, что было связано с городом. Туда по утрам отправлялись на работу его родители и возвращались вечером обессиленные, словно выжатые, будто город, как гигантский спрут, высасывал из них за день жизненные соки, оставляя самую малость, чтобы они могли доползти домой, отдохнуть, набраться сил и утром снова принести ему очередную лепту.
Во время учебы в Техническом Колледже Симмонс узнал город ближе. Впервые увидел трущобы, разъедаемые тайными и явными пороками. Человеческая жизнь не стоила здесь ломаного гроша.
Позднее, делая первые шаги в мире бизнеса, он с ужасающей безысходностью понял, что и в респектабельных особняках на Нейшнл-стрит, и роскошных виллах Голд-Лейк-Виллидж процветают те же нравы, правит все тот же подлый закон джунглей. Здесь не было публичных домов, не грабили и не убивали открыто, зато стены комфортабельных вилл скрывали такой изощренный разврат, какой обитателям трущоб и не снился, а уж если здесь грабили кого, то разоряли дотла, до петли, до пули в лоб или таблетки стрихнина на сон грядущий, который оборачивался вечным покоем.
И над всем этим витала ханжеская мораль, опирающаяся на десять библейских заповедей.
Растерянный и одинокий, он, как утопающий за соломинку, ухватился за прописную, как ему тогда казалось, истину: "Хочешь выжить - делай монету". Поступил на службу в Генеральную Дирекцию Научных Исследований и не без содействия своего бывшего однокурсника женился на Кэтрин - дочери одного из членов правления ГДНИ, рыжеволосой неврастенической особе с крикливо накрашенными губами и развинченной походкой певички из кабаре.
В качестве свадебного подарка тесть преподнес молодоженам роскошную квартиру в центре города, виллу в Голд-Лейк-Виллидж и только начинавший тогда входить в моду "Кадиллак" с квантовым двигателем.
Отец Кэтрин - один из биржевых воротил, отчаявшись воспитать деловую хватку у своего зятя, в приливе благодушия и родственных чувств, вызвал Симмонса на откровенность и, когда узнал, что тот всерьез намерен заняться наукой, приобрел для него квартиру в западном секторе города и оборудовал отличную лабораторию.
Однако вскоре акулы покрупнее в клочья растерзали чадолюбивого тестя, и Кэтрин, убедившись, что ее супруг звезд (а тем более денег) с неба не хватает, подала на развод. Судя по всему, она вела далеко не затворнический образ жизни. Не раз, проезжая вечером мимо своего бывшего гнездышка, Симмонс видел в окнах силуэты извивающихся в эротических танцах.
Голос Эльсиноры вернул его к действительности.
- Не возражаешь, если я включу эту штуку?
- Да. То есть нет, - спохватился Симмонс и махнул рукой. - Включай, конечно.
Он снова отвернулся к окну. Город заволакивало сизой дымкой смога. С тех пор, как он остался один, минуло пять лет. И все эти годы он, не покладая рук, трудился над своим детищем. Из смутной догадки, казалось бы, неосуществимых предположений родился аппарат, позволяющий шагнуть за пределы существующей реальности.
Аппарат в двух вариантах: более мощный - величиной с чемодан и портативный - совсем крохотный, размерами и формой напоминающий обычные карманные часы-луковицу. Прибор позволял перемещаться во времени и в пространстве, правда, ограниченном силовым барьером, которым Страны Всеобщей Конвенции отгородились от коммунистического мира.
Изобретение не принесло ему ни денег, ни славы. В патентном бюро, куда он обратился, чтобы зарегистрировать его, отнеслись весьма скептически. Патент, правда, выдали, оговорившись, что практического значения для промышленности изобретение не имеет, и посоветовав, уже в частном порядке, обратиться в Военное Ведомство.
Симмонс в Военное Ведомство не пошел, но из патентного бюро туда, по-видимому, все-таки сообщили, и он, правда, чисто интуитивно, видел прямую связь между своим изобретением, и повесткой на призывной пункт. Больше того, он в этом уже почти не сомневался. И все же, несмотря ни на что, пять лет не были потрачены зря: времятрон теперь стал единственным шансом, единственной надеждой на спасение.
