Алексей Курганов - Метагалактика 1993 № 1
— А теперь сядьте — устало сказал я. Незнакомец молча (Господи, хоть бы охнул, хоть бы скривился! Неужели ему не больно? Да не может такого быть! Нормальный он, ненормальный — любой человек должен реагировать на боль! А этот — нет! Крутом одни чудеса, совершенно молча занял свое прежнее место — на кушетке, отвалился к стене. Надо ему шину наложить.
В это время зазвонил телефон. Я схватил трубку, не отрывая, однако, взгляда от здоровой, левой руки незнакомца.
— Николай Иванович? Да, да, Быстряков. Да, здесь. Что? Нет, ничего, побоксировали немного. Я ему руку сломал, правую. Как-как? Сейчас шину буду наклады…
Страшной силы удар обрушился на мой затылок Казалось, череп развалился на две половины. Последнее же, что я увидел: его левая рука оставалась спокойной. Значит, бил он правой! Но этого не могло быть! Не могло! Я же сам, можно сказать — собственноручно чувствовал перелом! Он не мог! Не мог!
Спать. Как это хорошо, как приятно и полезно — спать. Зачем мы вообще просыпаемся? И во сне можно слышать звуки, видеть окружающий мир, но видеть все это в приятном для спящего, в розовом свете. Спать. И не нужно трогать меня, если уж вам так хочется — стойте и смотрите на меня, на спящего… Вот опять звуки, опять… Что за наказание? Такое ощущение, что мне с обеих сторон дышат в уши. Прекратите? Прекратите! И не нужно меня трогать! Оставьте меня в покое! Я хочу спать, спать, спать…
— Моргнул вроде. Ну и ладненько… Крепко он его саданул-то. Как еще череп выдержал! Крепкие затылки у наших эскулапов, елочки-палочки. Крепкие.
Я узнал Егорова именно по этим самым «елочкам-палочкам». Это любимая, известная всей округе присказка нашего местного Аниськина. Честно сказать, первой мыслью, которая пришла ко мне вместе с возвратившимся сознанием, так это послать дорогого товарища Егорова на… В общем, далеко-далеко! Где ж он, спрашивается, мотается, пока докторов, можно сказать, на их же рабочих местах темный элемент метелит почем зря и даже может запросто жизни лишить! Очень симпатичное положение вещей: я здесь должен в одиночку сражаться с каким-то уголовником, а товарищ старший лейтенант, вишь ты, улыбочки мне строит, в глаза заглядывает! Нет, если бы я тогда мог ворочать языком, то уж я выдал бы дорогому товарищу Егорову по первое число!
— Ну, как там, старлей? Жив наш доктор?
А это кто? О, четыре звездочки — капитан! А что это за хреновина у него в руках? Похоже на огнемет… А где я мог видеть огнемет? В кино? Да, в «Супершпионе». Еще один? И тоже с капитанскими погонами! Что-то серьезное случилось! Уж не из-за моего ли соперника по рингу собралась такая солидная компания? Кстати, где же он? Где он?
— Г-г-г-д-д-…
— Очнулся, очнулся! Моргает! Андрей Аркадьевич! Андрей Аркадьеви-и-и-ч! Это я, Егоров! Узнали? Слышите меня?
— Уэна-а-л. Елочки-палочки.
— Узнал-узнал! — и Егоров засмеялся. И капитан, тот, первый, с огнеметом, улыбнулся… И тот, у окна — тоже… Кругом, одни улыбки. Прямо фонтан «Дружба народов» на ВДНХ. Я бы тоже с вами, граждане, улыбнулся, да только голова моя гудит сейчас как тысяча растревоженных ульев. И того гляди лопнет от этого гула. И тошнит, сильно тошнит. Этот бандит, кажется, все-таки устроил мне сотрясение мозга… Тошнит. Тошнота… Рвота… Флюоресценция… Мертвые глаза… Мертвые… Мертвец…
И тут меня, наконец, вырвало.
— Ну и слава Богу! — тут же засуетилась неизвестно откуда взявшаяся Татьяна Федоровна (да как это неизвестно откуда? Дежурит она сегодня, де-жу-рит! Она — спасительница твоя, Андрей Аркадьевич! Ведь это она Егорову-то позвонила! Догадалась тогда, догадалась…) — Сейчас, голубчик Андрей Аркадьевич, сейчас… А его, граждане начальники, накажите обязательно! Ишь, «машина у меня сломалась»! Пешком должон идти, если сломалась!
Это она уже Егорова чехвостит. Правильно, так его!
— А чего я сделать-то мог? — оправдывался Егоров, и я вижу как щеки его приобретают свекольный цвет. — Хорошо спецгруппа, — и он кивает на капитана с огнеметом, — вовремя приехала.
— Приехала… — переходит на свой обычный, ворчливо-поучительный тон Татьяна Федоровна Чтой-то долго она ехала! А наш доктор в это время с такой страстью сражался!
— Местность прочесывали — глухим голосом ответил капитан — Ведь кто и подумать-то мог, что он на вашу больницу выйдет! Ему ведь самый путь был на Богдановку, на ракетную точку! А он — вишь ты как! Через лес, через болото! И ведь не утонул!
— Они не тонут — сказал тот, другой капитан, что стоял у окна, и поморщился.
— Кто? — простонал я.
— Клонги! — с жаром принялся объяснять Егоров. — Им эти болота — как тебе лужа! А в Богдановке его ждали! Его там капитально готовились встретить! Там три бластера ему приготовили! Нам на отдел никогда столько не выделяли! Сильнейшая штука, р-р-аз! — и от тебя одни молекулы остаются! Ведь придумают же, елочки-палочки!
Клонг. Ох, моя голова. Так вот они какие — клонги. Плод любви — хотя какая там любовь! — жительницы Земли и инопланетянина. Гибрид — вот более точное определение. С тех пор как мы, земляне, наконец, вступили в контакт, клонги и появились. А эти штуковины, похожие на огнеметы, это, выходит, бластеры и есть. И ничего с виду особенного — ранец, трубка. — Ох!
— М-м-м… Попить дайте!
И опять вспомнилось: попить… вода… дистиллированная вода… нефть… муть… эфир…
— Хорошо-хорошо, пусть его рвет! От этого ему лишь облегчение! — это опять Татьяна Федоровна. — Где ж конец-то всему этому? Может, ехать пора? Ведь Андрея Аркадьевича в хирургию надо! Срочно! А?
— Да нельзя! — раздается раздраженный голос капитана с бластером — Как ехать? Ему же хуже будет! Как вы, гражданка, не понимаете — ведь мы же стреляли! Сейчас здесь зона! Помереть может по дороге! Надо выждать полчаса, минимум полчаса! Разрядится зона — и поедем! Или я не понимаю?
— А задерись вы все пропадом со своими зонами! — нимало не смущаясь, заявляет Татьяна Федоровна. — Напридумывали — «зона», «планетяне», штуковины вот эти, — кивает она на бластер. — Как же хорошо жили без всякой этой гадости!
…да, клонг. Не алкаш, не токсикоман — клонг! Как же я сразу не сообразил! Продукт грешной земной любви наших собратьев по разуму! И какая же все-таки двуликая штука — жизнь! Не бывает в ней только хорошего или только плохого. И где появляется плюс, там же, рядом обязательно ищи минус… Обязательно! Ведь сколько ждали, сколько искали, гибли в этих исканиях, опускали руки и снова загорались надеждой! А сколько экспедиций бесследно пропало в этой страшной бездне, в этой холодной могиле под названием Космос! И все это ради одной-единственной цели, ради контакта!
