Генри Каттнер - Одержимость
Втроем они встретились с Шеффилдом. Удрученный, тот все пытался спорить со стариком. Но Слайдер только фыркал, да ерошил свои и без того взлохмаченные волосы.
- Что-то ты рановато лезешь из детских подштанников. Заткнись и слушай. Ты избавишь себя от многих неприятностей, если почаще будешь обращаться ко мне за советом. - Старик шлепнул ладонью по пластиковому мешку, который Сэм положил на стол. - Знаешь, что это за водоросль и почему она запрещена? Разве тебя не предупредили, что нужна максимальная осторожность?
- А я и был осторожен, - огрызнулся Шеффилд.
- Щенок! С ней только в лаборатории можно работать. Это металлофаг! Слыхал? Жрет любой метала. Безопасна она только после специальной обработки, а сырая опаснее сотни змей. Да и людям она не полезна. Вы еще можете загреметь в больницу. Только не воображайте, что это я о вас так забочусь. Мне самому в больницу неохота. А твоих недорослей нужно еще получше облучить ультрафиолетом.
Немощный с виду старикашка заметно поколебал агрессивность Шеффилда. Тот примирительно кивнул, встал, взял мешочек и вышел. За ним молча вышли его телохранители. Сэм во все глаза таращился на Слайдера. Тот подмигнул ему и сказал:
- Ты здорово ошибся, юноша, не посоветовавшись со мной.
Но не по годам развитый, мятежный и аморальный, Сэм редко совершал подобные ошибки. Краткость жизни, делающая обучение невозможным и бессмысленным, заставляла его восставать. Он истово ненавидел свое плебейское тело, ненавидел общество, которое было навязанно ему на всю жизнь.
Одержимые гневом люди существовали всегда. Гнев, подобный гневу Ильи-пророка - огонь Божий, он сдвинет горы во благо человечества. Гнев тирана разрушителен и уничтожит целые народы. Но всегда такой гнев устремлен вовне.
Гнев Сэма был направлен против судьбы, а значит, против самого себя. Возможно, такой гнев ненормален. Но ведь и Сэма ни в коем случае нельзя было назвать нормальным человеком, как не был нормальным и его отец. Чем еще можно объяснить его противоестественный гнев на собственного сына? Но ответственна и кровь рода Харкеров, содержащая в себе этот порок. Сэм взрослел, проходя через множество метаморфозов, которые удивили бы смертного. Но его мозг был сложней и позволял ему жить на многих уровнях и успешно скрывать это. Однажды он открыл для себя богатые библиотеки Куполов и сразу сделался заядлым читателем. Не будучи интеллектуалом, - этому мешало внутреннее беспокойство, не позволяющее ему сосредоточить усилия на чем-нибудь одном, - он легко усваивал любую информацию, что, впрочем, не давало ему сколь-нибудь заметного преимущества перед остальными.
Книги он буквально глотал. То же самое беспокойство торопило его, и он загружал мозг беспорядочной информацией.
Но польза все же была. Пользуясь усвоенными сведениями, он мог, например, надежно замести следы убийства или провернуть ловкое мошенничество. Но большей частью знания лежали невостребованными в мозгу, способном обобщить тысячелетний опыт человечества.
Гнев все больше душил Сэма, когда он думал, что обречен исчезнуть менее чем через столетие, и что все его попытки вырваться из гнилого общества, возвыситься над ним, тщетны.
Но не меньше бесила Сэма неспособность понять, что именно мучает его, не дает покоя.
Он надеялся найти ответ в книгах, но книги молчали. Он подсознательно сопротивлялся своему генетическому наследию, подавлял в себе неясные порывы. Но от этого он становился' все более жестким, даже жестоким. Гнев стремительно перерастал в настоящую одержимость.
Какое-то время книги все же примиряли его с жизнью, но однажды перед ним встала невероятная, дочти невыполнимая задача. И он обречен был взяться за нее, ибо она и была его предназначением...
Как бы в противовес темным, зачастую кровавым делам, которыми он был вынужден заниматься, следующие пятнадцать лет он невероятно много читал. Его нельзя было назвать приятным в общении человеком: он открыто презирал людей, которых ему приходилось обманывать, и это презрение невольно переходило на его товарищей.
Он и сам не мог понять себя. Огонь ненависти ко всем прочим обжигал и его самого. Он был непредсказуем. И когда этот огонь разгорался, когда гнев рвался наружу, Сэм Рид становился неуправляемым и беззаконие торжествовало в самых страшных и жестоких формах. Репутация у него, мягко говоря, сложилась дурная. Доверять ему быстро перестали, но ловкие руки и изворотливый ум Сэма заставляли людей вновь и вновь прибегать к его услугам. Многие ненавидели его. Еще больше боялись, зная, что в момент очередного срыва он способен на невероятное по жестокости убийство. Правда были и такие, что искали знакомства с ним, и уж совсем немногие находили его привлекательным. Впрочем, Сэм, целиком поглощенный своими страстями, оставался безразличен к чужим эмоциям.
Тем временем жизнь под Куполами текла ровно и спокойно. Лишь изредка мятежное пламя, непрерывно сжигавшее Сэма, проявлялось у других людей. Иногда в довольно неожиданных формах, но почти всегда в безобидных. В годы юности Сэма на какое-то время вдруг стали популярны старинные кровавые баллады, вывезенные еще с Земли. Их громко, но без особой страсти распевали полупьяные, даже немного опасные толпы. Затем молодежь охватило преклонение перед Свободными Отрядами, увлечение романтикой первых сотен лет освоения Венеры.
Конечно, война считалась ужасной и совершенно неприемлемой, но ужас всегда притягивал человека, и многим она казалась великолепным приключением.
Легенды превращали свободных солдат в мужественных благородных героев, выполнявших тяжелую, очень опасную, но совершенно необходимую работу. Сказки о былом могуществе человека пьянили людей, все более отвращая их от однообразной, бессмысленной жизни в Куполах.
Многие жалели о тех временах. Свободные солдаты в красивых мундирах все чаще появлялись на экранах перед восхищенными зрителями, не подозревающими, насколько фальшив этот облик. Новое течение культуры, воспевающее подвиги первопроходцев, овладело душами короткоживущих, возможно, в противовес бесперспективной жизни.
Они давно разучились смеяться от души. Юмор их был эксцентричен и изощрен, но вызывал лишь ухмылки. Привычное однообразие сковало их души, а невозможность обучиться чему-либо усугубляла леность ума. В обществе бессмертных не было места для обычных людей, хотя сами бессмертные существовали лишь благодаря им.
А вот свободные солдаты смеялись открыто и искренне. Реже плакали - слезы означали поражение. Чувства их были грубы, но искренни. Поступки - честны и отважны.
Сэм считал свободных солдат чем-то вроде вымерших динозавров старой Земли, но и его увлекла романтика тех времен, хотя он в глубине души посмеивался над собой. Нельзя, конечно, считать, что сами солдаты очаровывали людей, скорее уж, некие романтические представления о свободе и вольной жизни.
