Александр Чернобровкин - Были Древних Русичей
- Долго- со вчерашнею вечера,- произнес мирошник и дрыгнул ногой, словно хотел ударить ее: - Кыш, поганка водяная!
Русалки с деланным испугом взвизгнули и попадали в речку, наделав в белесой скатерти прорех. Они вынырнули неподалеку от плотины, зеленоволосая обиженно округлила глаза и ротик, произнесла томно, сладко, как после поцелуя, "Ах!" И, русалки сыпанули на речную скатерть пригоршни беззаботного смеха словно растворились в воде, а в тех местах, где торчали их головы, прорехи моментально затянулись, будто зашитые снизу.
Мирошник поднял ворота, колесо с жутким скрипом, стремглав убежавшим вверх и вниз по реке, завертелось, набирая обороты. Зашумела вода, и венки, прикорнувшие у плотины, проснулись и поплыли узнать, что там не дает им спать. Мельничное колесо подгребло их под себя, вытолкнула по ту сторону плотины. Мирошник проводил их взглядом и пошел в здание мельницы. По пути он увидел золотисто-красный, точно сотворенный из раскаленного железа, цветок папоротника, от которого исходили зыбкие радужные кольца, постепенно растворяющиеся в воздухе. Мирошник походя ударил цветок.
Стебель хрустнул, сияние исчезло, а потом и цветок потемнел и осыпался.
Молоть закончили к первым петухам. Жернова крутились тяжело, будто зерно было каменным. Гость пытался было развлечь мирошника пустой болтовней, но заметив, что его не слушают, ушел на двор, где, гремя цепью и гулко, неумело хлопая пустым ведром о воду, набирал ее из колодца и поил коня. Поил долго - ведер двадцать извел. Заслышав первых петухов, гость подхватил мешки с мукой, бегом отнес их в телегу, позабыв поблагодарить и попрощаться, вскочил в нее стеганул жеребца длинным кнутом. Жеребец вылетел со двора, чуть не утянув за собой вместе с телегой ворота - и сгинул в ночи.
Мирошник закрыл за ними ворота и пошел останавливать мельничное колесо. Белесая скатерть вылиняла от долгого лежания на воде, узоры были почти не видны.
Неподалеку от плотины косматая старуха в белой рубашке кормила творогом змей, ужей, лягушек. Гадов наползло столько, что шуршание их тел друг о друга заглушало шум падающей воды и скрипение мельничного колеса.
- Кушайте, мои деточки, кушайте, - приговаривала старуха, кормя гадов с рук.- Тебе уже хватит, отползай, - оттолкнула она ужа, и его место заняла толстая гадюка, обвившая черной спиралью белый рукав рубашки.
Старуха сунула змее в пасть комочек творога, приговаривая: - Ешь, моя красавица, ешь, моя подколодная...
Когда мирошник отпустил ворота, из воды вынырнула зеленоволосая русалка. Изобразив на лице умиление, она громко чмокнула, посылая воздушный поцелуй, весело хохотнула и пропала под водой.
- Прельщают тут всякие, понимаешь! У-у, чертово отродье! - ругнулся мирошник и пошел спать.
Проснулся он около полудня, долго лежал с закрытыми глазам, вспоминая происшедшее ночью: приснилось или нет? Решил, что спьяну привиделось.
- Все, больше ни капли в рот не возьму! - дал он себе зарок и вылез из постели.
Прошлепав босиком к бадейке с водой, стоявшей на лавке у двери, зачерпнул из нее деревянным ковшиком в форме утки. Выпив чуть, остальное выплеснул себе под рубашку на спину. Зачерпнув еще раз, плеснул в лицо, размазал капли свободной рукой и утерся рукавом. Потом обул сапоги, надел серый армяк и суконную шапку.
Под печью кто-то негромко заскребся - то ли домовой, то ли мышь. Мирошник топнул ногой и грозно сказал:
- Тихо мне! Сейчас корову подою, сварю болтушку и покормлю.
День стоял погожий, легкий ветерок ласково перебирал листья на деревьях, отовсюду доносилось беззаботное чириканье воробьев. Дверь хлева была нараспашку, а корова на огороде с хрустом жевала молодую капустную поросль. Прихватив ведро, мирошник подошел к корове, потрогал пустое вымя и пинками выгнал скотину из огорода.
- Чтоб без молока не возвращалась! - наказал он и пошел на мельницу.
В мельнице стоял полумрак. Несколько узких полосок солнечного света, протиснувшихся в щели в крыше и стенах, пронизывали помещение наискось к полу, из-под которого слышался мышиный писк. Мирошник зачерпнул горсть муки, оставленной ему ночным гостем, удивился ее твердости и колючести, попробовал на вкус. Мука была костяная. Мирошник долго не мог сообразить, откуда -она взялась, ведь молол ночью зерно, затем швырнул ее на цол брезгливо вытер руку о порты. Новая догадка заставила его побежать в горницу к красному углу. Вместо серебряного ефимка за иконой Николы-угодника лежала круглая ракушка.
-Ну, водяной, ну, мразь речная!..- захлебнувшись слюной от обиды, мирошник не закончил ругань угрозой, побежал на плотину.
По воде в затоне пробегала легкая рябь, образованная ветерком, лениво шелестели камыши. Около них плавала серая дикая утка в сопровождении двух десятков желтых утят. То тут, то там всплескивала рыба, а на мелководье выпрыгивали стайки мальков, вспугнутых окунем или щуренком. На верхней лопасти колеса висел венок, цветы в котором увяли и поблекли. Мирошник скинул венок в воду, размахнулся левой рукой, в которой была зажата ракушка, но бросил не сразу, сначала крикнул, глядя в темную реку:
- Подавись своей обманкой, харя мокрая!
Ракушка не долетела до воды. Упав со звоном на склон плотны, она превратилась в серебряный ефимок, сияя в солнечных лучах, покатилась к воде. Мирошник рухнул, пытаясь накрыть монету телом, промахнулся и пополз за ней на брюхе. Ефимок катился все медленнее, будто дразнил человека, а когда его чуть не накрыли ладонью, вдруг подпрыгнул на полсажени и канул в воду. Неподалеку от того места из воды вылетел огромный черный сом с фиолетовыми глазами, раззявил, как в улыбке, огромную пасть, затем упал брюхом на воду, шлепнув широченным хвостом и обдав мирошника фонтаном брызг.
Мирошник скривил лицо и затряс бородой в безмолвном плаче. Горевал долго - брызги на лице успели высохнуть. Тяжело вздохнув, он пошарил по карманам, проверяя, нет ли там денег, - и вздохнул еще тяжелее.
Какое-то воспоминание просветлило его, мирошник подскочил и побежал к тому месту, где видел цветущий папоротник. Попадались ему лишь крапива и иван-дамарья, папоротник здесь отродясь не рос. Опять помрачнев, мирошник снял шапку и шваркнул ее об землю. Из шапки выбилось белое облачко, которое подхватил и утащил за собой ветерок. Мирошник сел на землю, стянул сапоги, внимательно осмотрел их, оценивая, поплевал на голенища и протер их рукавом, встал, сунул их под мышку и.решительно двинулся по дороге к корчме.
ТОЛМАЧ
Рассказ
На деревянных крепостных стенах собрались почти все горожане: вооруженные мужчины в шлемах и кольчугах молчаливые и суровые, встревоженные женщины, которые часто ойкали плаксиво и обменивались негромкими фразами, беззаботные мальчишки, которые, привстав на цыпочки, выглядывали поверх зубцов стены и удивленно восклицали, тыча пальцем в то, что их поразило, или сновали у костров, на которых в больших чанах кипятилась вода, или у груд оружия, сложенных на площадках у башен, примерялись к двуруким мечам, длинным и тяжелым, пытались натянуть боевой лук, большой и тугой, махнуть булавой шипастой и с кожаной петлей в рукоятке, делая все это весело, не задумываясь о беде, нависшей над городом, - безбрежной, как разлившаяся река, орде степняков на малорослых мохнатых лошадях.
