Виктор Сапарин - Голос моря
* * *
К вечеру в бухту откуда-то приплыли дельфины. То тут, то там мелькали их проворные, сильные тела. Дельфины пригнали к берегу массу рыбы, и наши любители-рыболовы, промышлявшие до того бычками да барабульками, на этот раз взялись за удочки с надеждами на более солидный улов. Рыбаки с побережья готовились к выходу в море.
Из-за мыса, вдающегося в море, показалось небольшое низко сидящее судно с вытянутым носом. Оно бросило якорь метрах в ста от берега. От судна отвалила шлюпка.
- Дельфинер "Победа", - сказал кто-то. - А вот и его капитан Безрученко.
Шлюпка с ходу врезалась в скрипучую гальку, на берег вышел невысокий, крепкий человек в полотняном кителе.
Почти вся команда дельфинера и сам Безрученко были из селения, расположенного в приморской долине. В погоне за дельфинами они прибыли к родным берегам и решили заночевать здесь, чтобы с утра продолжать промысел.
Однако Безрученко пошел не прямо домой, а зашагал по тропинке в гору, где была расположена метеостанция.
Мы с Петром Ивановичем тоже направлялись туда по другой дорожке, со стороны санатория. Смородинов весь вечер был задумчив, и на лице его было выражение неудовлетворенности. Несколько раз он досадливо встряхивал плечами, точно отгонял какую-то докучливую мысль.
Костя Никитин, в течение утренней экскурсии с почтительным вниманием прислушивавшийся к разговору двух профессоров, а сам почти не раскрывавший рта, сейчас, вечером, был очень оживлен.
- Вот, - сказал он нам, указывая на Безрученко, - пришел благодарить за предупреждение, переданное ему по радио.
Он познакомил нас с прославленным зверобоем. Безрученко приветливо улыбнулся и радушно пожал наши руки.
- Только заслуга нашей станции здесь небольшая, - продолжал Костя, - я передал Терещенко по радио рыбацкую примету. Станция радировала сигнал внимания, но ведь и он был основан все на той же примете. Вы подумайте только, какое сочетание: современная радиотехника и примета погоды, которой, может быть, не одна сотня лет.
- Метеорологические прогнозы, - сказал Безрученко, как бы поясняя, - Очень помогают нам, да и всем морякам вообще - особенно прогнозы на несколько дней вперед. Но хотелось бы прямо на борту судна иметь прибор, предупреждающий о шторме. Как вы думаете, современная наука в состоянии создать такой прибор?
Он посмотрел на нас вопросительно. Видно было, что эта мысль занимала его давно. Иначе и не могло быть: ведь это он придумал противоестественное сочетание, как медуза и радио.
- Вот, - Костя как-то по-детски мотнул головой в нашу сторону. - Сегодня мы были на станции, где работают над этим.
- Гм, да-а... - протянул Петр Иванович, - работают... Такой прибор, вдруг твердо сказал он, поворачиваясь всем корпусом к Безрученко, - можно сделать.
Костя зашептал что-то на ухо Безрученко, видимо рассказывая ему о том, кто такой Смородинов.
- Я тоже считаю, - сказал Костя, обращаясь к нам, - что такой прибор можно создать. Сегодня на станции я окончательно убедился в этом.
- Окончательно? - в голосе Смородинова мне послышалась вопросительная нотка.
- Да, окончательно, - сказал Костя, твердо глядя в глаза Смородинову. Хотя я, как и вы, считаю, что Шавров идет не совсем тем путем.
- А откуда вы, молодой человек, знаете, что я считаю? - оборвал его Петр Иванович и, повернувшись к нам спиной, стал смотреть в окно на море. Однако и по напряженной спине, и по пальцам профессора, судорожно шевелящимся за спиной, было видно, что Костя задел в нем какую-то чувствительную струну.
Никитин почти не реагировал на эту профессорскую выходку. Он тепло посмотрел на сердитого Смородинова, улыбнулся светлой улыбкой и, схватив спокойно наблюдавшего эту сцену Безрученко за рукав кителя, горячо сказал:
- Будет прибор. Раз Смородинов сказал "можно сделать", - значит, будет.
- Будет? - задумчиво переспросил Смородинов. - Не такая это простая штука, как вам кажется. Да. То, что природа вырабатывала на протяжении, может быть, тысяч веков, нужно сделать, и притом в гораздо лучшем виде, в течение нескольких...
- Лет, - подсказал я, памятуя, что работа над резонатором, который мы видели сегодня утром, продолжалась, как пояснил нам Шавров, уже четыре года.
- Месяцев! - резко сказал Смородинов. Он нетерпеливо толкнул ногой дверь, поспешно вышел из комнаты и, размахивая руками, зашагал по тропинке к морю. В окно была видна его маленькая фигура на фоне дальнего неба.
Костя сердечно рассмеялся.
- В том-то все и дело, что задача очень трудная, - пояснил он мне и Безрученко, - поэтому профессор Смородинов ее не оставит. Не беспокойтесь! Ему эта заноза засела в сердце. А доконали его вы, Николай Иванович, - неожиданно добавил он, обращаясь к Безрученко.
- Я? - удивился тот.
- Ну, да, вы, - радостно подтвердил Костя, - вашими словами о том, как такой прибор нужен морякам, вы прямо ему, можно сказать, на мозоль наступили. Я еще там, на станции, заметил, - Костя заговорил полушепотом, словно опасаясь, что Смородинов, который был уже на берегу моря, может подслушать нас, - еще там заметил, что он недоволен. Знаете, фыркал все. Я вижу, он все сдерживается. Не понравилась ему вся эта лаборатория, где над резонатором работают. Заметьте: он там ни слова не сказал, а другие лаборатории почти все хвалил. Вы думаете, это так просто?
- А что ему там не понравилось? - задал я наивный вопрос. О том, что вопрос был наивный, я увидел по выражению удивления на лице Никитина.
- Ну, как же, - сказал он и укоризненно посмотрел на меня, точно это я был виноват в недостатках работы лаборатории инфразвуков. - Ведь там как изучают вопрос? Конечно, работа ведется большая и очень интересная. Но как? Чисто академически, так сказать. Вот обнаружили интересное явление: инфразвуки, голос моря. Построили прибор. Не спеша ведут исследования, чертят кривые, изучают, сравнивают, обнаруживают новые факты, - ничего не скажешь, тоже очень интересные, - но все это без определенной цели. То есть цель-то, конечно, есть и очень большая, речь идет о теоретических выводах большого принципиального значения, но вот о выходах теории в практику - во всяком случае, в ближайшем будущем - особенно не заботятся. Ведь даже свой резонатор они построили не как прибор, нужный для мореходства, а как лабораторный прибор - для подтверждения теоретических положений. Он их подтвердил и все довольны. А прибора-то, предсказывающего штормы, нет.
- Ну, знаете, вы неправы, - возразил я. - Ведь в лаборатории пытаются создать такой прибор. И Шавров говорил с таким сожалением о том, что их прибор еще не совершенен. Чувствуется желание дать такой прибор.
- Ну, еще бы им не хотеть этого! Конечно, желание есть. Но хотеть можно по-разному. Шаврову, например, хочется, чтобы лаборатория, которая находится в его ведении в числе других многих лабораторий, дала бы законченную работу. И он будет добиваться, чтобы работа над резонатором голоса моря продолжалась. Но он, как это сказать... не чувствует, что нужно не только, чтобы интересная тема, нащупанная лабораторией, была доведена до конца, но что нужен прибор, чорт возьми! - неожиданно энергично закончил сбою мысль Костя. - Сколько же мне еще краснеть перед капитаном? - он кивнул в сторону Безрученко. - А ему, что же, прикажете еще четыре года ждать? Не согласен...
